А ты придешь к тому дереву? (СИ)

Вероятно, Дин вытащил огниво перед тем, как они занимались любовью. Или после этого. Зародилась ли эта идея у него в тот момент, когда он нашел вещицу? Или же он планировал это давно, но приход Эйдана дал ему возможность воплотить идею? Дьявол на последнем рисунке, дракон изрыгающий пламя – было ли это предупреждением?

Эйдан с усилием потер виски. Вероятно, он этого уже никогда не узнает.

Мистер Армитэдж осторожно положил руку ему на плечо.

– Пойдем, Эйдан, тут больше нечего делать, – тихо проговорил он.

Юноша позволил себя увести. Сил сопротивляться больше не было.

Когда они вновь оказались на кухне дома книготорговца, Армитэдж растопил очаг и поставил на огонь большой котел с водой, чтобы приготовить Эйдану ванну. Юноша так и стоял посредине комнаты в мокрой грязной одежде, невидящим взглядом уткнувшись в пол. Когда спустя полчаса вода нагрелась, он так и не сдвинулся ни на дюйм. Ричард вздохнул и начал стягивать с него одежду.

– Эйдан? – негромко позвал он, поняв, что бывший ученик не в состоянии справиться сам. – Тебе помочь помыться?

Юноша поднял невидящий взгляд.

– Ты не можешь оставаться в этой одежде, – продолжил мужчина.

Эйдан не ответил. Его мертвые глаза смотрели будто сквозь учителя.

– Я знаю, что это тяжело, друг…

Эйдан невесело усмехнулся: «тяжело» было слишком явным преуменьшением.

– Это ужасно, – поправился Армитэдж. – Но тебе все еще необходимо есть, дышать, заботиться о себе. Ты должен жить дальше. Ведь именно этого хотел бы Дин, – ему стало немного стыдно за то, что он пытался заставить Эйдана хоть что-то сделать, используя память о его возлюбленном.

– Вы не знали его, – огрызнулся Эйдан, но Ричард не обратил на это внимание.

– Я знаю, что он любил тебя, – продолжил он твердо. – Мне этого достаточно для понимания, что он хотел бы, чтобы ты заботился о себе. Но раз ты не в состоянии сделать этого сам, я тебе помогу.

Больше не церемонясь, он снял с Эйдана влажную одежду и заставил сесть в круглую деревянную лохань в центре комнаты. Брюнет подчинился, слишком раздавленный произошедшим, чтобы спорить или стесняться собственной наготы. Он сел, обхватив колени руками, – слабый и беззащитный, как новорожденный младенец. Книготорговец перетащил котел поближе и начал аккуратно обмывать его горячей водой, но, несмотря на это, юноша все равно дрожал. Он никак не мог согреться, ведь этот холод шел от его сердца. Уткнувшись головой в колени, он сотрясался в беззвучных рыданиях, и его слезы стекали вниз, смешиваясь с водой.

Закончив отмывать волосы Эйдана, Ричард заставил его встать и завернул в одеяло. Он хотел бы сказать что-то, чтобы утешить своего бывшего ученика, но не мог подобрать слов. Тогда он просто ласково погладил его по щеке, а затем обхватил второй рукой, привлекая в объятия. Эйдан вновь подчинился, как безвольная кукла. Его голова тяжело легла на плечо Армитэджа.

– Я сочувствую твой потере, мой друг, – прошептал Ричард ему на ухо. – Не позволяй никому думать, что твоя боль слабее, чем она есть, или твоя утрата не так важна, если вы с мистером О’Горманом были просто любовниками, а не супругами. Ты стал вдовцом, Эйдан. Вы любили друг друга всю жизнь, и у тебя есть полное право скорбеть.

– Спасибо… – выдохнул Эйдан.

Книготорговец взял его за плечи и отступил на шаг:

– Он заставил меня поклясться на «Божественной комедии» Данте, что я позабочусь о тебе. И я сдержу обещание.

Эйдан невольно улыбнулся:

– Он заставил вас поклясться на вашей любимой книге? – это было так похоже на Дина, на умного, целеустремленного Дина.

Ричард кивнул и тоже улыбнулся:

– А теперь тебе надо поесть и отдохнуть.

Но, несмотря на терпеливую настойчивость Армитэджа, Эйдан отказался есть и, после долгих уговоров, согласился лишь выпить немного воды. Это было большее, на что он был способен.

Он также отказался занять кровать хозяина и устроился на ковре около очага. Учитель присел на колени рядом с ним, укутал в теплое одеяло и гладил по голове, пока юноша не закрыл глаза. Но стоило книготорговцу уйти, оставив Эйдана в одиночестве, как он вновь открыл глаза, бездумно следя за отблесками огня в камине. Эйдана Тернера больше не существовало – от него осталась лишь пустая оболочка, наполненная болью. Как бы он хотел ненавидеть их всех – преподобного Блэкхока, леди О’Горман, своих родителей, Дина за то, что он убил себя и бросил его, даже самого Господа Бога… но он был слишком слаб для этого. Все, что он хотел сейчас, это уснуть и больше не просыпаться.

Эйдан не знал, заснул он или нет. Это было больше похоже на воспоминание, чем на сон. Впрочем, воспоминанием это не могло быть – он был слишком мал тогда. Просто одно из тех событий, о которых рассказывают годы спустя, а воображение само выстраивает картину произошедшего.

Кудрявый темноволосый малыш сидел на коврике на кухне О’Горманов. Сидел и ревел во все горло. Светловолосый мальчишка лишь немногим постарше испуганно смотрел на него, прячась за юбку нянечки.

– Няня? Почему он плачет? – озадаченно посмотрел он на женщину ясными голубыми глазами.

– Не знаю, сладкий.