Читаем А ты придешь к тому дереву? (СИ) полностью

Дин стоял, не в силах пошевелиться, и с трудом сдерживал дрожь, наблюдая, как его возлюбленный выходит из комнаты в сопровождении Мактавиша.

Вновь он остался один в холодной тюремной камере.

Он вытер слезы и лег на кучу соломы. Кажется, последний раз он плакал в незапамятные времена. Вероятно, это было в поместье Эдкинсов, когда ему был 21 год. Тогда он заснул в слезах, вспоминая взгляд Эйдана. Взгляд человека, которого предали. Дину не хватило сил защитить возлюбленного, но он был рад, что тот хотя бы не видит его в слезах. Он не стыдился проявления эмоций, но не хотел выглядеть слабым перед любимым. Он знал, что его внутренняя сила – это то, что, в числе прочего, любит в нем Эйдан. То, чем он восхищается. И Дин не мог его разочаровать.

Но сегодня, впервые за долгие годы, Дин позволил слабости взять верх. Не должен был, но не смог сдержаться. И все ж он оплакивал не собственную участь. Он оплакивал Эйдана. Больше всего он боялся, что любимый совершит нечто непоправимое в попытке воссоединиться с ним.

«Вероятно, я не должен был так его опекать. Относиться к нему, будто он птенец, выпавший из гнезда, – с сожалением думал он, и тут же понимал, что не смог бы устоять; Эйдана хотелось защищать всей душой. – Наверное, я должен был любить его как-то по-другому. Не так, будто он хрупкая фарфоровая статуэтка. Я должен был сделать его сильнее. Но теперь уже поздно. Я слишком избаловал его».

И вот жизненный путь Дина дошел до той точки, где он был вынужден подвергнуть своего вороненка ужасу публичной казни. Если бы у него только был способ избежать этого…

Он чувствовал себя виноватым. В этой ужасной пьесе ему досталась самая простая роль. Представляя себе перспективу увидеть бездыханное тело возлюбленного, он чувствовал невероятное отчаяние. А ведь теперь Эйдану придется столкнуться с этой болью. Безусловно, участь Дина была незавидной, но быть повешенным все равно было в сотни раз проще, чем наблюдать, как вешают твоего возлюбленного. Дину становилось почти физически больно, когда он думал об этом. Он прожил хорошую жизнь. У него были лошади и эскизы. Его вырастила и воспитала самая любящая и добрая нянечка в Англии – при воспоминании о Мэгги сердце Дина забилось быстрее. У него было беззаботное детство и лучший друг, о котором только можно мечтать. Лучший друг, который с годами превратился в самого умного и привлекательного мужчину в стране. Лучший друг, отказавшийся от всех возможностей учебы и семейной жизни, чтобы стать для него единственным. Дин невольно улыбнулся. Судьба действительно была добра к нему.

Блондин закрыл глаза. Его тело все еще помнило то, как они занимались любовью. Он до сих пор чувствовал, где его касались пальцы Эйдана, где они впивались в его кожу. Терпкий запах Эйдана все еще витал в воздухе. Он хотел бы сохранить его и умереть с памятью о страсти возлюбленного. Он умер бы без раскаяния в грехе, о котором так и не смог заставить себя пожалеть. Жаль, что у него не осталось лоскутка одежды Эйдана – он бы сейчас зарылся в него лицом. Этот запах всегда поддерживал и успокаивал. Для Дина он являлся неотъемлемым атрибутом любви, привязанности, счастья. Всего того, в чем он так нуждался сейчас. Мужчина вздохнул, и по его лицу вновь покатились непрошенные слезы.

Когда тишину прорезал звук открывающейся двери, он поднял голову. В комнату зашел Мактавиш с миской еды в руках. Блондин встал, наблюдая, как шотландец возится с замком. Когда дверь открылась, он принял угощение из рук тюремщика, и Мактавиш запер за собой дверь.

Мужчины посмотрели друг на друга.

– Благодарю, – произнес Дин. – Но я не голоден.

С этими словами он поставил миску на пол, не притронувшись к еде.

Шотландец скептично хмыкнул и окинул его внимательным взглядом. Дин невольно почувствовал себя маленьким и беззащитным.

– Сколько времени? – спросил он, чтобы нарушить молчание.

– Примерно три с половиной часа после полуночи, – ответил Мактавиш непроницаемым голосом.

Дин вновь поблагодарил его, но шотландец не ушел из камеры, а наоборот взял стоящее поблизости ведро, перевернул его и сел, продолжая рассматривать заключенного.

– Ты действительно хладнокровно убил трех человек? – наконец, спросил он. – То, что говорят о тебе, правда? То, что ты делишь постель с молодым Тернером?

Дин нахмурился, но промолчал.

– Приятель, лучше расскажи все и будь честен, – предложил тюремщик. – Я не просто хочу узнать правду. Я хочу услышать ее именно от тебя.


Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Суер-Выер и много чего ещё
Суер-Выер и много чего ещё

Есть писатели славы громкой. Как колокол. Или как медный таз. И есть писатели тихой славы. Тихая — слава долгая. Поэтесса Татьяна Бек сказала о писателе Ковале: «Слово Юрия Коваля будет всегда, пока есть кириллица, речь вообще и жизнь на Земле».Книги Юрия Коваля написаны для всех читательских возрастов, всё в них лёгкое и волшебное — и предметы, и голоса зверей, и деревья, и цветы полевые, и слова, которыми говорят звери и люди, птицы и дождевая вода.Обыденность в его книгах объединилась с волшебной сказкой.Наверное, это и называется читательским счастьем — знать, что есть на свете такие книги, к которым хочется всегда возвращаться.Книга подготовлена к 80-летнему юбилею замечательного писателя, до которого он, к сожалению, не дожил.

Юрий Иосифович Коваль

Проза / Прочее / Классическая литература