Читаем А ты придешь к тому дереву? (СИ) полностью

Эйдану потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться. Несколько минут он просто тяжело дышал, вздрагивая от шока и злости, но не отводя от Дина взгляда широко раскрытых глаз. Наконец, он нашел в себе силы встать, и блондин последовал его примеру.

– Дин, – охрипшим от боли и переживаний голосом позвал он, притягивая возлюбленного за одежду ближе к себе.

Этот жест не был нежным – он был резким и отчаянным. Он уже смирился с тем, что никогда больше не произнесет это имя. Эйдан злился… и ему было страшно, невероятно страшно, что его возлюбленный – лишь иллюзия, что вскоре он проснется перед камином в доме мистера Армитэджа, опустошенный и разбитый…

Дин протянул руку и нежно погладил его по щеке, так осторожно, будто боялся повредить или спровоцировать еще одну истерику. Он сглотнул, сам с трудом сдерживая слезы.

– Я здесь, любовь моя, – прошептал он. – Я в безопасности. Успокойся, все прошло.

Эйдан прислушался к себе и понял, что его сердце, которое он считал мертвым, вновь бьется, причем настолько быстро, что он даже испугался, как бы оно не проломило ребра и не улетело в лес, как испуганная птица. Дина было слишком много, он не знал, куда смотреть. Ясные голубые глаза, в которых отражался острый ум и чистая душа, лучистые морщинки в уголках глаз, мужественный подбородок с привлекательной складкой в центре, прямой нос, золотые локоны, сильные руки, очаровательные уши, складки на лбу… Перед ним был Дин. Живой Дин.

Эйдан обхватил его руками, заключая в объятия; от счастья ощущения возлюбленного рядом с собой можно было умереть на месте. Он с силой сжал загривок блондина, привлекая того в порывистый резкий поцелуй. Он впивался с мягкие губы с отчаянием обреченного, и Дин отвечал с не меньшей энергией, требовательно исследуя рот брюнета языком, утверждая свое право на то, что и так принадлежало ему. Он застонал, когда Эйдан приподнял его над землей, сокращая расстояние между ними до минимума. Они хотели, чтобы этот поцелуй длился вечно. Это была не просто ласка – это было нечто большее. Поцелуй вновь разжигал огонь в их телах и душах, и закалившаяся в этом пламени связь между ними стала сильнее, чем когда бы то ни было. Лишь одного не хваталось Эйдану – возможности одновременно целовать Дина и видеть его глаза.

Когда они, наконец, отстранились друг от друга, Эйдан вновь поставил возлюбленного на землю, тем не менее не разжимая объятий. Он все еще боялся, что Дин исчезнет без следа. Впрочем, и блондин вцепился в его плащ также крепко.

– Но как? – наконец, спросил Эйдан, прижимаясь щекой к шее Дина и тяжело дыша. – Как ты смог избежать огня? Я видел, как похоронили твои останки. Я был там. Это невозможно. Прошу, скажи, что ты действительно здесь. Я не могу потерять тебя вновь.


50 часами ранее

– Тебе придется все рассказать, О’Горман. Я должен знать, что случилось под деревом, – настойчиво повторил Мактавиш.

Дин нахмурился, но промолчал.

– Почему ты не хочешь поговорить? Терять тебе уже нечего, – заметил шотландец.

– Есть, и много чего, – возразил Дин, по-прежнему сохраняя спокойствие.

– Что?

– Вы достаточно умны, чтобы понять, – отрезал Дин.

Он не хотел разговаривать. Эта беседа будила смутные дурные предчувствия. Он не думал, что Мактавиш способен на грубость или жестокость, и все ж блондин предпочел бы провести последние часы жизни в одиночестве, погрузившись в воспоминания о счастливых моментах прошлого, а не выслушивать лекции от тюремщика.

– Из-за молодого Тернера, ведь так? – спросил мужчина.

Дин кивнул и отвел взгляд, понимая, что в покое его не оставят. И Мактавиш не замедлил задать следующий вопрос – не менее прямой, чем предыдущие:

– То, что говорят в городе, правда? Что ты спишь с ним и другими мужчинами?

– Зачем вам это? – подозрительно покосился на него Дин; над Эйданом все еще висела опасность, если он признается в их связи, слухи превратятся в факты.

– Я не собираюсь трепаться. Но мне нужно знать правду, – чуть смягчившись, уверил его кузнец.

– Зачем? Чтобы не чувствовать угрызений совести, когда завтра посадите меня в повозку и отправите на эшафот? – горько усмехнулся Дин.

– Я хочу узнать правду, – повторил Мактавиш. – Мне важно знать, чья кровь будет на моих руках: справедливо осужденного или невиновного. Завтра я стану свидетелем твоей смерти, Дин, но не думаю, что это принесет мне радость…

Дин вздохнул и кивнул. Он взял небольшую деревянную скамейку, которая была в его камере, поставил около решетки и сел.

– Тогда, вероятно, вам принесет облегчение то, что я действительно виновен… – тихо проговорил он, задумчиво проводя рукой по коротким светлым волосам.

Его собеседник внимательно взглянул на него, но ничего не сказал, ожидая продолжения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Суер-Выер и много чего ещё
Суер-Выер и много чего ещё

Есть писатели славы громкой. Как колокол. Или как медный таз. И есть писатели тихой славы. Тихая — слава долгая. Поэтесса Татьяна Бек сказала о писателе Ковале: «Слово Юрия Коваля будет всегда, пока есть кириллица, речь вообще и жизнь на Земле».Книги Юрия Коваля написаны для всех читательских возрастов, всё в них лёгкое и волшебное — и предметы, и голоса зверей, и деревья, и цветы полевые, и слова, которыми говорят звери и люди, птицы и дождевая вода.Обыденность в его книгах объединилась с волшебной сказкой.Наверное, это и называется читательским счастьем — знать, что есть на свете такие книги, к которым хочется всегда возвращаться.Книга подготовлена к 80-летнему юбилею замечательного писателя, до которого он, к сожалению, не дожил.

Юрий Иосифович Коваль

Проза / Прочее / Классическая литература