А ты придешь к тому дереву? (СИ)

– Впрочем, виновен я только в одном: в своей любви к Эйдану. Но слухи лгут. Я никогда не делил постели с кем-то другим. Эйдан для меня единственный, и свое согласие он дал добровольно. Я никогда не принуждал его к чему-либо, – Дин поднял голову и встретил чужой взгляд. – Но учтите, кто бы ни спросил меня об этом, я буду все отрицать. Я солгу, не задумываясь. Скажу, что насиловал его, что превратил его жизнь в ад, что он никогда бы не пошел на подобное по своей воле. И даже под пытками мои слова останутся неизменными.

– Они никогда в это не поверят, – возразил Мактавиш. – То, с каким упорством Тернер добивался встречи с тобой, говорит об обратном, – Дин промолчал, но взгляд не отвел, и мужчина продолжил. – Почему ты готов принять пытки и даже умереть ради другого?

– Разве вы не сделали бы того же ради своей жены? – Дин слегка наклонил голову и печально улыбнулся.

– Безусловно, – фыркнул Мактавиш. – Она моя жена, и я люблю ее. Но Тернер тебе не жена. Мужчины не могут любить друг друга. Это безумие, преступление против природы и Божьего замысла.

– Я не претендую на то, чтобы понимать волю Господа… – Дин устало потер лоб: разговор зашел в тупик. – Возможно, он допустил ошибку, устроив так, что я и Эйдан жили в одном месте и в одно время. Но я люблю его, Мактавиш. Люблю всем сердцем.

– А ты не пробовал… другие способы?

– Видит Бог, пробовал… – невесело усмехнулся заключенный. – Когда я был солдатом, товарищи однажды позвали меня с собой в бордель. У меня ничего не получилось с предложенной мне девушкой… Так что мы просто поговорили, – он слегка покраснел от неприятных воспоминаний.

– И это не вызывает у тебя отвращения? Быть с другим мужчиной? – вновь спросил тюремщик. – Я не понимаю.

– Я и не ждал от вас понимания, – внезапно вскинулся Дин, больше не скрывая раздражения. – Я сам этого не понимаю! Нравится или нет, но я такой. Любовь, привязанность, желание… Все, что вы чувствуете к своей жене, я испытываю к Эйдану. И мне наплевать, что он мужчина! Я хочу касаться его, ласкать, целовать, но сильнее этого я хочу, чтобы он был в безопасности. Чтобы у него была достойная жизнь! Я хочу, чтобы он был счастлив. И ради этого я готов умереть тысячу раз!

Глаза шотландца округлились, и на несколько мгновений он лишился дара речи от такой вспышки. Пылкая речь Дина явно выбила его из колеи.

– Ты больше всего заботишься о его безопасности? – наконец, справившись с собой, спросил он. – Именно поэтому ты убил двух человек и взял на себя вину за тройное убийство? Чтобы защитить Эйдана, который проломил камнем череп юному Бейкеру, пытаясь вырваться из рук трех ублюдков, решивших линчевать его?

Теперь пришел черед удивляться Дину. От ужаса у него скрутило внутренности, а во рту мгновенно пересохло. Никто не знал об этом кроме Эйдана… и Армитэджа… АРМИТЭДЖ!!!

– Откуда… – начал он, пытаясь совладать с внезапной дрожью.

– Армитэдж, – подтвердил Мактавиш его подозрения.

Дин побледнел. Он потерпел неудачу. Он оставил своего вороненка в руках предателя. Любимый оказался в опасности, а ведь он был уверен, что книготорговец позаботится об Эйдане, когда его, Дина, не станет. Теперь же юношу тоже ждала тюрьма.

Дин сжал кулаки и медленно поднялся, готовый ударить, убить, разорвать на части любого, кто будет угрожать его Эйдану. Он был готов на все и не сомневался бы ни секунды, но что он мог сделать, находясь за решеткой? Он вновь посмотрел на кузнеца, который наблюдал за его действиями с легким любопытством.

– Вы его арестуете, – прошипел Дин. – Ведь так, Мактавиш? Вы убьете его? Отдадите его на растерзание чудовищу, которое правит этим городом и смеет называть себя пастором?

Тюремщик вскочил и подошел вплотную к решетке.

– Кем ты меня считаешь, О’Горман?! – его лицо покраснело от ярости. – Одной из марионеток Блэкхока? Пытаешься оскорбить меня? Ты хоть знаешь, что сделал его сын?

– Не знаю!

– Он пытался обесчестить мою дочь! – рыкнул шотландец.

Мактавиш глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Он вновь сел и начал рассказ: