– Но вместо того, чтобы искать свое предназначение, мы страдаем от надуманных нами проблем. Обремененные беспокойным разумом, мы ищем смысл в самобичевании. Однако золото ведь невозможно найти в болоте. Ошибочно думать, что идеализация страданий способна принести хоть какие-нибудь плоды. Я уверена, что Иисус страдал не для того, чтобы мы тоже страдали. Его посыл подвергся сильному искажению. Прадеды ведь воевали не ради того, чтобы сеять войну, не так ли?
Мы заходим в открывшуюся кабинку лифта, и пальцы придавившей нас толпы тянутся к кнопкам.
– Закидывая удочку в одно и то же место, мы не добьемся успеха, пока не сменим позицию. Пока не задумаемся и не найдем то самое свое предназначение, – слышится голос Энни где-то возле выхода. – Разум – наша отличительная черта. Наше оружие – пуля, которая никогда не попадет в мишень, если не умеешь правильно взводить курок. Наша жизнь подобна дикому животному, и только нам выбирать, кем быть: хищником или жертвой. Идти в бой с ружьем или с голыми руками. Прятаться в мире иллюзий или вытянуть средний палец тому, кто кинул нас без нашего согласия в этот мир похоти и низменности.
Полный лифт, кажись, оглох от молчания. С каждым этажом костюмы сменяли друг друга. Деловые наряды сменялись на платья и наоборот. Мигающие кнопки тянули нас вверх, пока мы разбавляли очередную порцию людей.
– И чтобы не просрать данный нам шанс, чтобы не упустить возможности найти себя в этом мире, нужно всегда помнить о смерти. Смерть – единственный стоящий стимул к развитию и самореализации.
Лифт останавливается. Мы единственные, кто доехал до последнего этажа.
– Он где-то здесь, – говорит Энни полушепотом. – Я пойду направо, а ты – налево. И вот, – Энни достает из-за пазухи небольшой блестящий пистолет и протягивает его мне, – справишься?
– Да, – говорю я, рассматривая оружие.
– Тогда найди этого ублюдка и вышиби ему мозги.
Сжимая рукоять пистолета, я медленно крадусь по коридору. Пластиковые двери, пролет с ресепшеном, кабинеты со стеклянными перегородками. Я не слышу ничего, кроме собственных шагов. Шаг, еще один, оборачиваюсь. Прислушиваюсь, ничего, кроме собственного дыхания. Мои ноги заплетаются, я падаю на одно колено, поднимаю глаза и вижу белую дверь в конце коридора. «Иди сюда», – скомандовал голос.
Я подхожу ближе, замираю, прислушиваясь к гулу своего сердечного поршня. Хватаюсь за дверную ручку, и та поддается нажиму. Я вхожу внутрь и вижу мужчину, сидящего в кресле за офисным столом.
– Ну здравствуй, мой мальчик, – говорит мужчина, растягивая на лице широкую улыбку.
– Вы мистер Сайлент? – говорю я, направляя на него пистолет.
– Нет, но если тебе так угодно, – говорит мужчина, поднимаясь с кресла, – знал бы ты, как же я рад нашей встрече.
– Стойте, – говорю я, сглатывая слюну. – Он здесь!
– Брось, малыш, я тебе не враг, – говорит мужчина, выходя из-за стола.
– Вы – сутенер, который похищает детей из приюта. Вы – чудовище. Энни! – снова кричу я.
– Это не так, – говорит он, делая шаг в мою сторону, – и, кстати, можешь не стараться, она тебя не услышит.
– Ни с места. Энни!
– Заткнись уже, наконец! – выкрикивает мужчина.
Эхо пружинит от стен кабинета, оглушая меня. Хватаясь за уши, я падаю на колени, чувствуя себя псом, находящимся под властью свистка.
– Неужели ты не узнаешь голос? Неужели ты не понял, где мы сейчас находимся?
Сжимая рукоять пистолета, я думал, что всё же сумею с ним совладать. Его голос действительно казался знакомым. Но как такое возможно?
– Возможно, – сказал мужчина, будто читая мои мысли. – Еще как возможно. Мы сейчас в твоей голове, мой мальчик. И именно через эту замочную скважину я следил за тобой, смотрел твоими глазами и оберегал тебя.
Искаженное улыбкой лицо выражало самодовольство. Мне казалось, будто это я нахожусь под прицелом. Крепче сжав пальцы, я убедился, что пистолет всё еще у меня.
– Но Энни…
– Ах, Энни… Как бы печально это ни звучало, но ты, мой мальчик, лишь персонаж в ее сознании. Вернее, не просто персонаж, а целая личность, наделенная собственным характером, волей и, конечно же, разумом.
Дыхание замедлилось. Картинка расплывалась перед глазами. Я едва мог разобрать недвижимый силуэт в другом конце комнаты. Рука дрогнула, и я опустил пистолет, чтобы тот не перевесил меня.
– Этого не может быть.
– Скажи, мой мальчик, что ты помнишь из своей жизни? Что-нибудь из своего прошлого? Такие, как мы с тобой эксцессы случаются лишь от пережитка сильного потрясения.
Мужчина подходит ко мне, садится на корточки и, приподнимая мой подбородок, смотрит мне в глаза.
– Потому что лишь в страданиях рождается прекрасное. И ты прекрасен, мой мальчик, – говорит он, приложил ладонь к моей щеке. – Почему ты думаешь, Энни дала тебе пистолет? Потому что сама не может убить меня. Потому что это ты создал меня, пережив нечто ужасное.
Спрыгнувшая доставщица. Я качаю головой, пребывая в отчаянии.
– А всё произошедшее с тобой – проделки ее сознания, считающего тебя опасной инфекцией.
Воздуха не хватало. Стены кабинета медленно сужались, не оставляя свободного пространства.