Читаем А за окном – человечество… полностью

По ходу нашего с Зоей турне я в баре одного из отелей (до магазинов мы не добрались по уже озвученной причине) было положил глаз на бутылку страсбургского белого и на пятидесятипятиградусный зелёный Шартрез из настоя на 130 травах. Зоя, как я заметил, вздохнула в сторону фуа-гра, известного ещё со времён Древнего Рима – необыкновенный паштет из неестественно жирной гусиной печени, на срезе похожий на живой мрамор с сочными прожилками – некая оранжевая консистенция, не бередящая вовсе мой могучий русский аппетит. В итоге мы вернулись в Россию лишь с польским домашним козьим сыром oscypek – для Славки, господа, для Славки....

Воронеж встретил нас густым кленовым листопадом. Ну хоть заноси его в природные анналы. Этот листопад 19 октября 2015 года стал событием по своей масштабности. Ему предшествовал первый настоящий морозец. На исходе ночи он уверенно укрепился на неожиданных минус пяти. И лист сорвался, как приказ свыше получил.

Густо, масштабно запорошило. В парке возле нашего дома матерые тридцатиметровые клёны до захода солнца неутомимо сбрасывали листья всех раскрасок. И пикировали те, и вертелись в штопоре, и плавно, затяжно описывали последние круги. Сквозь аллею взгляд не проникал и до половины её. Все застила, непроницаемо мельтеша, плотная, насыщенная лиственная метель. Сухой, минорный шорох был главным звуком Воронежа. К обеду насыпало вороха по колено. Ярко пахло вызревшим кленовым соком. В ночь этот сумасбродный падеж вдруг разом прекратился. Деревья, дружно потрудившись, отринули листья как в «Марсельезе» в революционной горячке народ отрекается от старого мира и отряхивает с ног его прах.

Пока Зоя ездила куда-то за Славиком, мне вдруг отчаянно захотелось немедленно сбежать. Сейчас ОН вернётся и моему личному пространству придётся вновь свернуться до размеров куриной гузки. Я машинально начал перебирать адреса, по каким можно было бы удариться в паническое бегство. Ничего лучшего, чем залечь в моем гараже, я в итоге не родил. Верные друзья в основной массе своей поумирали, спились или эмигрировали в разные части этого не всегда белого света.

Но идея сделать подушкой старую шину и укрываться автомобильным чехлом мне явно «не климатила», как говорили мы в годы нашей комсомольской юности.

В итоге я предпочёл тупо ждать появления Славика.

Когда приехали Зоя с внуком, я не слышал. Вовсе не слышал. Только не потому что спал или был близок к этому. Так тихо, незримо, они ещё ни разу не входили. Вернее, – он, наш Славик. Тут бы уже вихрь поднялся, как это обычно бывало, торнадо настоящее: что может и не может с грохотом падает на его пути; ботинки Славика вёртко летят в потолок; он с визгом хватает игрушку, по которой неистово соскучился, и несется с ней в танце по комнате, напевая (крича!!!) свой любимый гимн мультфильмовских Фиксиков.

Славка осторожно заглянул в комнату. Голова его мелькнула чуть ли не на уровне плинтуса. То есть он это сделал то ли на корточках, то ли лёжа. Как заправский разведчик. Потом пошёл напряжённый шёпот между ним и Зоей.

Само собой, я не подавал вида. Да и как-то не было во мне позыва на проявление бурной радости. Ведь это последние минуты, секунды, когда я принадлежу самому себе…

– Нам можно войти?.. – спросила Зоя столь тихим голосом, что мне стало почему-то стыдно за себя.

Она прошла через комнату такими мелкими шажками, какими подвигается человек, если кто-то прячется за ним.

– Поздоровайся с дядей, – вздохнула Зоя.

– Не-е-е-е!!! – заорал Славик за её спиной.

Я невольно отметил, что за время нашего отсутствия в его голосе как бы несколько прибавилось взрослых ноток.

– Не могу здороваться: я умер…

Он прыгнул на диван и распластался мертвецом.

– Началось? Ты – неисправим? Так тебя отвезти обратно на Туполева?! – с надрывом вскрикнула Зоя.

– Нет… – прошептал Славик и судорожно ужался – будто на глазах ещё похудел. То есть как бы уже по весу в минус вышел.

Название улицы Туполева мне было знакомо. Но причём она здесь? Бывало, проезжал там на своём «французе», – это чуть ли не самое глухое место Левобережного района с нелепой путаной планировкой. Унылые края, какие обычно бывают там, где на каждом шагу склады, гаражи, мрачные заводские корпуса… Обзывается эта окраина как-то странно – ВАИ. Правильную расшифровку такой загадочной, невесть из чего возникшей аббревиатуры до сих пор никто не сделал. ВАИ ко всему ещё имеет негласную хулиганскую славу. Как некогда знаменитая столица воронежской шпаны Песчановка. Она и ВАИ были некогда нашими аналогами нищих Нью-Йоркских Бронкса и Гарлема 70-х.

Минут через пять Славик осторожно прогулялся по комнате, заложив руки за спину. Словно по новой обживался здесь.

– Есть будешь?.. – тихо проговорила Зоя.

– А что-о-о-о?!! – приобернувшись, зарычало дитя.

Она мило присела рядом.

– Что пожелаешь! Щи. Пельмени. Яишенка. Сочник с молоком. А ещё мы привезли тебе из Европы польский козий сыр! Вкуснятина!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза