Читаем А за окном – человечество… полностью

Обычно Слава в ответ на Зоины предложения еды задирал пупырышку своего носа к потолку и с нарочитым выражением мучительного напряжения начинал плямкать губами: «Чего я хочу?.. Чего я хочу?.. Ну-у-у-у… Этого… Как там его… Ничего!!!»

– Ничего не надо. Хлеба… – вдруг тихо, конкретно проговорил Слава.

Мне что-то не по себе стало.

Зоя принесла полбуханки душистого ситного и хотела нарезать его, как Славик вдруг глухо проговорил:

– Дай целый! Так жрать вкусней!

Он крепко, хватко взял хлеб, машинально, на глубоком вдохе, «нюхнул», грозно зажмурился и наискось вгрызся в спелую, взгорбленную корочку. Бровки реденькие сурово сведены, пипка носа так сморщена, что даже судорожно шевелится от напряжения. Вскраснелся. Сопит. Вдруг голову чуть наклонил, чтобы по нам быстрым опасливым взглядом зыркнуть – и снова усердно за своё азартное дело настойчиво принялся.

– Подавишься! – вздрогнула Зоенька.

– Пошла ты!.. – глухо рыкнул Славик. Машинально. Явно чьими-то чужими словами.

Мы с ней тревожно переглянулись.

Не знаю, чего было больше в её милых серо-голубых глазах: потрясения от такой вовсе не детской грубости, впервые в жизни услышанной от внука, или страха в отношении того, какой силы будет сейчас с секунды на секунду мой удар по Славкиной заднице. Момент этого явно требовал. Иного быть не могло. Миль пардон, мадам. Маленький наглец напросился. Я вынужден. Это происходит у мужика на автомате. Генетически закодированная реакция на хамство.

Славик уже съёжился, судорожно стиснув обслюнявленный хлеб и отчаянно раззявив рот. Оттуда капали крошки.

– Подавишься, чертяка! – усмехнувшись, поддержал я Зою.

Настроения ударить у меня почему-то не было. Макаренко во мне смущённо отдыхал.

«Я вас тоже люблю…»

Зоя порывисто обняла меня: она так выразила свою благодарность за мою настоящую мужскую выдержку. Я поцеловал её руку. Более чем приятно позволить себе такое, особенно если это совершаешь не по протоколу.

– Так где на Туполева твой внук пропадал все это время? Мне когда-нибудь скажут?

– Он был в детском приюте… – сказала Зоя, прижав к себе Славика. – Самом лучшем в городе. Воспитатели – воплощённая забота и нежность. Кормят отлично. Игрушек – навалом. Каждый день у них в гостях священники, чиновники, бизнесмены, артисты. Все просто замечательно! Если бы не контингент самих детишек… Они там один к одному из династий потомственных алкоголиков и урок.

Я искоса поглядел на строгую напряжённую физиономию Славика. Но только не в глаза. Скорее, на напёрсток его подбородка. Посмотреть в глаза Зоиного внука я сейчас не рискнул. Словно бы то, что я мог увидеть в них, было мне сейчас не по зубам.

– Он быстро стал там популярен… – вздохнула Зоя. – За две недели на него положили глаз три семьи! На предмет усыновления. Одна так даже из Лос-Анджелеса. Какие-то два мужика… Венчанные! Бр-р-р…

Славик хихикнул и вдруг сделал на диване стойку на голове. Даже носки, разбойник, оттянул, как следует.

– Баушка, отдавай меня кому угодно! Хоть Потаповым! Но только не этим дяденькам!

Следовало дать ему по заднице за употребление таких не соответствующих его возрасту терминов. Но пока я соображал, как это сделать с наименьшими страданиями для Зои, Славик успел принять горизонтальное положение и благополучно заснул. Так бывает только с крайне измученными людьми.

Первые минуты, протискиваясь в долгожданный, домашний, безопасный сон, Славик судорожно дышал. С надрывом. А достигнув цели, уютно свернулся в его отеческих объятиях калачиком и распахнул перед собой экран для просмотра милых, добрых снов.

Я нагнулся над Славиком.

– Зоя, а что у него за синяки на щеке?

Она утомлённо закрыла глаза.

– В интернате один мальчишка всех подряд рвёт как Тузик грелку. Любитель кусаться. Некий Филька. Лет пяти. Но он там уже за «пахана». Отец Фильки второй срок за убийство сидит, мать под следствием – младшего сыночка утопила в ведре.

– Как – в ведре?

– Деталей не знаю. Я там в этот момент не присутствовала, – впервые продемонстрировала мне Зоенька свои строгие нотки.

– И что, на этого Фильку нет никакого укорота? – пожал я плечами. – Жаль, что я не научил твоего внука хоть каким-нибудь приёмам из своего афганского прошлого!

– Вот и хорошо, что не научил, герой, – вздохнула Зоя. – Зло злом не побеждают. А там мальчик у них один есть, из Украины, так вот он стал нашего Славика и вообще всех ребят от Фильки защищать.

– Миша Мамонтенко? – напрягся я.

– Да. А ты откуда знаешь про него?

– Давай поговорим об этом позже… – нахмурился я, потому что эта тема сейчас вряд ли бы прибавила нам хорошего настроения. Как вы помните, она напрямую связана с огнемётами, испепелившими в Луганске на холме семью Миши и его детство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза