А за окном – человечество…

Кирилл и Володька невольно испытали не самую лучшую рефлекторную реакцию. Которая нисколько не украшает мужчину. В их детстве такое состояние определяли, как «сдрефить».

– Ты нас до чёртиков напугала! Как-то предупреждать надо… – замялся Кирилл.

– Сейчас ты у нас футбольным мячом станешь! – героически отреагировал Володька.

– А это кто с тобой? – нежно усмехнулась РеЗинка.

– Мой лучший друг! Кстати, будет шафером на нашей с тобой свадьбе.

– Какой свадьбе?..

– Я решил жениться на тебе.

– А почему меня не спросил?

– По праву сильного.

– Это уже прогресс! Ты просто мачо! Я начинаю влюбляться в тебя… – аккуратно подхихикнула РеЗинка. – Погоди, милый, я скоро научусь готовить классный казацкий борщ с помидорами, сибирские пельмени с медвежатиной и бабушкины пирожки с рисом и яйцами. Так что у нас с тобой в самом деле есть достойное семейное будущее!

– Кстати, у твой дамы аромат натурально от «Живанши»… – приятно удивился Володька. – Так и веет от неё эдакой женственностью, покорностью и в то же время свободолюбивым авантюризмом!

РеЗинка дерзко сверкнула бодрой силиконовой улыбкой.

– А есть темы, которые могут поставить её в тупик?! – весело прищурился Володька. – Скажем, какой сейчас курс доллара на Нью-Йоркской бирже?

Он низко наклонился над гостьей, словно хотел укусить её за идеально румяную, густо сияющую щёчку.

– Хамишь, парниша… – тихо, но достаточно язвительно отозвалась РеЗинка.

– Я едва удержался, чтобы не поцеловать её! – резко распрямился Володька и трижды машинально плюнул через плечо. – Внял?! Во, зараза! Действует на нашего брата ещё как!

Где-то на соседних этажах выла от одиночества собака. С хрипами, стонами и визгом, словно обиженно мстя всему дому. И всему миру. По крайней мере, их подъезду это уж точно.

– А не уступишь ли ты мне на недельку свою мадам? – вдруг расправил грудь Володька на глубоком ёмком вздохе. – Так сказать, для разнообразия нашей с Катенькой бытовой эротической составляющей…

– Все мужики сволочи… – нежно прищурилась РеЗинка.

И чемодан на колёсиках, но без колёсиков, прошуршал днищем, скользя по молодому праздничному снегу мимо Толяна, всё ещё державшего оборону на своём неизменном боевом рубеже у ангелоносных гранитных купеческих колонн.

Кирилл упёрто пролежал без сна до утра. Спать хотелось невыносимо, просто обморочно, но не никак не выходило. Случалось, что требующий заслуженного им отдыха мозг доходил до таких крайностей, что Кирилл начинал обрывками видеть сны с открытыми глазами. Даже когда поднимался под утро попить, и тогда по пути на кухню и обратно успел раза три увидеть кусками какую-то сновиденьческую муть, главными действующими лицами которой была, само собой, улыбающаяся весёлая РеЗинка, а также норовящая укусить её за ногу лающая соседская одинокая собака.

«А что если мне забрать её к себе?! – судорожно подумал Кирилл. – Кстати, а где в самом деле разрешены браки с животными? Вроде бы в Индии или Швеции? Или в США? Вот это будет ответ Чемберлену! Ответ ответов! То-то мой папочка возрадуется!»

Кирилл нежно, затяжно потянулся и мягко, провально заснул, с той последней мыслью, что сходить с ума вовсе не страшно, а даже интересно и во многом приятно!

Ничего нельзя узнать, ничему нельзя научиться, ни в чем нельзя удостовериться: чувства ограниченны, разум слаб, жизнь коротка (Анаксагор из Клазомен).

Через несколько минут без пяти пять утра белый как оркестровый рояль смартфон Кирилла вдохновенно наиграл отрывок из «Турецкого марша» Иоанна Хризостома Вольфганга Амадея Теофила Моцарта.

Он лихорадочно выпрыгнул из сна, как будто выскочил из окна горящей квартиры.

Оптимистичная мелодия показался ему мрачней «Реквиема» того же автора. Когда на экране высветилось болезненно-интеллигентное лицо Ефросиньи, Кирилл напряжённо понял, что в этом мире явно не мы управляем собой.

С каким-то возвышенным шизоидным озарением он почувствовал себя ни мало ни много шахматной фигурой на доске, над которой нависла потная ладонь некоего игрока из параллельных миров.

«А что если ей опять потребовались деньги?!! Вау!!! Вот это я стебанусь!!!» – взревел Кирилл с таким напором, что всё ещё вывшая соседская собака немедленно заткнулась. Возможно, даже при этом трусливо поджав под себя напружиненный от испуга хвост, если тот не был отрублен у неё ещё при рождении.

Кирилл судорожными рывками перекатился на диване с боку на бок, что не помешало ему при этом издаать пронзительные вопли, отдалённо напоминающие боевой улюлюкающий клич североамериканских индейцев. Вся эта экстремальная движуха сопровождалась ещё и выписыванием ногами всевозможных кренделей.

– Ефросиньюшка!!! – корёжило Кирилла, словно норовя вывернуть наизнанку всю его телесную сущность, в которой он обитал до сих пор на этой Земле. – А сколеча вам денежек надобно в этот раз? Если опять всего лишь двенадцать штук, то у вас просто нет фантазии, Ефросиньюшка! Дерзать надо, чтобы я на коленях веером подал вам с умилением на физиономии несчётное количество румяно-игривых пятитысячных бумаженций Центробанка России!