Иные стволы так и оставались лежать, преграждая тропинки. Мавра Кондратьевна звала Глашу, и они уходили с пилой, запасая дров для себя. По временам гул стоял в парке – чей-то праздник: то Полина с клубом, то Оливко с комитетом, то учитель Свинопасов, окружённый молодёжью. Головины опускали шторы, ходили на цыпочках, говорили шёпотом: только бы не привлечь внимания тех людей.
Вдруг раздавались весёлые крики, детские голоса. Ученики городских школ приходили с лопатами для наглядного урока ботаники. Они выкапывали, что могли, из сада, и каждый уносил с собою своё растение, чтобы посадить его где-то в другом месте.
Оливко произносил речи только с парадного крыльца «Услады», живописно опираясь о мраморную колонну, и фотограф, уже стоя на улице, делал снимки. Уличные мальчишки, организованные в особую группу, весело и метко целясь, давно разбили матовые фонари у входа в дом и в сад. Моисей Круглик, окружённый всеми библиотекарями города, показал тёте Анне Валериановне мандат, подписанный им самим, и объявил, что книги будут изъяты из «Услады» и распределены, сообразно их содержанию, по школам и библиотекам города. На молчание Анны Валериановны он рассеянно сказал «спасибо» и удалился. Вывоз книг занял два дня.
Но чаще других появлялась Полина. Её изобретательности не предвиделось конца. Своей энергией она гипнотизировала дотоле спокойных и нормальных женщин, и микроб возбуждения овладевал ими. Группы «Освобождение женщин от цепей!», «Ближе к природе!», «Женщина, следуй инстинкту!» – все побывали в садах «Услады». Новая ветвь последней группы – «Долой стыд!» (подразумевался стыд «буржуазный»!) – как-то раз появилась в саду и уселась там на траве. Земля оказалась сырой. Полина громко крикнула в окно кухни, приказывая Мавре Кондратьевне принести плетёные стулья и диванные подушки.
– Поворачивайся! Мне – кресло на выгнутых ножках!
Не привыкшая, чтоб на неё кричали (поворачивайся!!!), Мавра Кондратьевна всё же смолчала. Вынеся первые два стула на лужайку, она остановилась в изумлении: женщины («Ближе к природе!») были почти голые. В жизни своей не слыхав о нудизме, Мавра ахнула и плюнула:
– Да кто ж вас раздел догола?!
– Рот зажми, деревенская дура! – крикнула Полина. – Стулья неси! Не задерживай митинг, ворона!
Мавра перевела взор на Полину и, увидев, как-то даже присев, жалобно ахнула. Восклицание её не было ни надуманным, ни театральным. Наивный, детский испуг был в её голосе, и на это Полина разгневалась непомерно.
– Стулья неси!
Но Мавра Кондратьевна позабыла о стульях.
– Да какой же ты урод, голая! Терпенья нету!
Кто-то из женщин – помоложе – хихикнул. Полина была очень сурова во всём, что касалось революционной дисциплины. Отметив для себя, кто хихикнул, и сделав вид, что не обратила внимания на последний выпад кухарки, она, переменив тон, крикнула:
– Стулья! И поскорее! Земля сыра. Ну-ка!
Но одетой в несколько юбок Мавре презренной казалась в каком-то кусочке штанишек Полина. Бросив стулья и подбоченясь, она прикрикнула:
– Сырая земля, говоришь! Бог Саваоф посылает росу на землю. Не дам стульев! – И подхватив стулья, она повернула обратно. Гнев и презрение кипели в ней.
– Это головинские стулья! – крикнула она, не утерпев и обернувшись. – Не для твоего зада! (Увы, всегда благообразная Мавра Кондратьевна тут употребила более грубое слово!)
– Повтори, мерзавка, что ты сказала!
Мавра повторила:
– Не для твоего голого зада! Ты сама-то видела свой зад? Стульев мне жалко! Сняла бы ты фотографию и сама б посмотрела.
Полина сделала шаг вперёд. Увлечённая своим негодованием, Мавра не испугалась:
– Шагай, ну шагай! Ноги твои коротки!
Эти слова, отметившие самую удивительную подробность грустной анатомии Полины, явились последней каплей. Полина задыхалась. Она открыла рот. Два ряда мелких – не зубов, а острых зубчиков, попеременно то жёлтых, то тёмно-бурых, – лязгнули.
Но Мавра, торжествуя победу, не замечала опасности. По своему обычаю, она пробовала поставить весь эпизод на высший духовно-религиозный план. Она изрекла:
– Змея и аспид! Потомок змеи, искусившей праотца, невинного Адама! Ползи вон, ползи на брюхе твоём из нашего христианского сада. Тут Адамов для тебя нету, не рассчитывай!
И широким жестом обращаясь ко всей группе, прибавила:
– Вон ползите, пресмыкающие! Да воскреснет Бог! Ползите! Сатана уготовал вам свой сад!
Веря в то, что она говорила, Мавра по-своему была величественна и страшна.
– Ха! – вдруг воскликнула одна из членов ячейки. – Это я-то змея? Это я-то змея? Это меня ты называешь? Дай-ка я глаза твои выцарапаю за это!
Заволновались и другие её товарки:
– Да прибить её тут же на месте! Чего смотреть! Нынче свобода! Ну-ка!
Но Полина остановила их грозным окриком и величественным жестом:
– Стойте! Мы её судом! Революционным трибуналом! От нас не уйдёт!
И тем же тоном, оборотясь к Мавре, произнесла зловеще: