a519320070554f13d17632a2d6377c88

Но сделать из этого шоу режиссёры и редак­торы не могли. Никто не мог взять в толк, что же, собственно, происходит между этими людьми на экране. О чём-то говорят-гово­рят, а потом вдруг бац — всем спасибо, все свободны!

В чём фокус этого «чудесного преображения героя» было непонятно, а потому и смонтиро­вать отснятый материал у редакторской группы не было никакой возможности. Зрелище полу­чалось предельно «не телевизионное».

Раз за разом вся работа огромной съёмочной группы торжественно отправлялась в корзину. Это был сущий кошмар! Всё-таки время, деньги, люди...

Я же, со своей стороны, не по­нимал, чего все они не пони­мают! Вроде же так всё очевид­но, никаких фо­кусов: у челове­ка есть проблема, в процессе разговора я пони­маю, в чём она, а дальше уже, что называется, дело техники.

Но всё, что я понимал, я понимал исключи­тельно внутри собственной головы. То есть это «понимал» нужно было телевизионно вывернуть наружу — так, чтобы происходящее в студии стало понятно и тем, кто это снимает, и тем, соответственно, кто будет смотреть это безобразие по телевизору.

И вот мой шеф-редактор Юля Бредун (уже неизвестно какой по счёту, потому что команды бессильно сменяли на проекте одна другую) в буквальном смысле этого слова поставила мне ультиматум: мол, пока она не поймёт, чтб я буду делать с героем, мы к съёмкам программы не приступим. И начала меня пытать...

Мне же ничего не оставалось, как самому, наконец, понять, как я думаю, решая задачу моего пациента (героя нашей многострадаль­ной программы). Было бы, конечно, неплохо озадачиться этим чуть раньше, хотя бы годи­ком пораньше, а то и за парочку лет назад до этого. Но кто ж знал?..

И вот выяснилось, что я всё время делаю одну и ту же предельно примитивную вещь.

За время своей клинической практики я выявил целый ряд специфических паттер­нов психологических проблем[24]. То есть тех механизмов, по которым у человека формируются те или иные патологические состояния.

Поэтому первое, что я делаю, — я пытаюсь понять, по какому, так сказать, сценарию развивалась ситуация данного конкретного человека.

Он мне что-то рассказывает о своей проблеме, а задаю ему (или ей) вопросы, которые позво­ляют мне соответствующий паттерн выявить. Когда же все необходимые факты собраны, я понимаю проблему как бы автоматически.

Дальше мне известно, что с этим делать. Ну и делаешь...

Но всё же эта диагностическая работа проис­ходит у меня в голове — её ни съёмочная группа, ни тем более зритель не видят.

Конечно, когда я сейчас вот так об этом рас­сказываю, всё выглядит как «дважды два». Впрочем, надо сказать, что мышление — как раз эти «дважды два» и есть (ничего сверхъ естественного в нём не обнаруживается). Но вы или понимаете, как оно работает, или нет. И пока не понимаете — это не «дважды два», а «высшая математика».

Думаете, что «законы Ньютона» или «теория относительности» — это что-то невообрази­мое? Нет, это в целом очень простые вещи, если, конечно, вы понимаете, из чего они складываются. И вот самое сложное — найти этот путь: как сложить всё так, чтобы стало ясно, понятно и просто.

Так, впрочем, с любой интеллектуальной деятельностью — вы можете натыркаться совершать самые сложные интеллектуальные действия, но до тех пор, пока вы не понима­ете, как ваш мозг это делает, вы совершенно не способны этим процессом управлять и очень ограничены в возможностях.

«В ЭФИРЕ "ДОКТОР КУРПАТОВ"!»

Если вернуться к «Доктору Курпатову», после того как мы совместными усилиями убили во мне идиота, достаточно быстро возникла универ­сальная схема телевизионного сценария.

Дальше всё пошло как по накатанной (если, конечно, не считать бесконечных организационных трудностей, продюсерских интриг, перехода с канала на канал и прочего безобразия).

Теперь работа строилась таким образом... Чтобы не потерять ощущение естественности от разго­вора с героем, я не мог встречаться с ним до начала съёмок программы. А поскольку сценарий у про­граммы должен быть, то с потенциальными участ­никами общались редакторы.

Они их расспрашивали, следуя специальным инструкциям, затем пересказывали историю мне. Я разъяснял редактору, что за конфликт может лежать в основе психологической проблемы героя, и тот задавал ему дополнительные вопросы.

Этого было достаточно, чтобы написать подробный сценарий того, что будет происходить на съёмочной площадке, когда я впервые поговорю с героем программы лично. То есть на бумаге наш герой, ещё только заходя в студию, даже не подозревая об этом, уже был «вылечен».

Этот сценарий всегда состоял из трёх частей:

в первой — обсуждение проблемы;

во второй — обсуждение истинных причин, её породивших;

в третьей — разъяснение ситуации, решение и как быть дальше.

Мы всегда знали, что я спрошу, что герой ответит и, в общем, это те самые «дважды два».

То самое «чудесное превращение героя» было теперь не спонтанным делом, а чем-то абсолютно запрограммированным — я уже знал, какова реаль­ность и каким способом я буду на неё воздейство­вать, чтобы получить искомый результат.