a519320070554f13d17632a2d6377c88

Путь один — сомнение в очевидности. Когда у нас всё начинает складно и лад­но получаться, мы склонны уверовать в свою правоту и непогрешимость, а также в знание истины.

Результаты всегда могут быть лучше, но мы убеждаем себя, что сделали всё, что могли, и лучше быть не может, потому что «такова жизнь».

С одной стороны, это конечно, верно. Но с другой — кто сказал, что это действи­тельно лучшие результаты? Мы же сами себе и сказали, следуя известному прин­ципу экономии.

Но почему же они не могут быть «более лучшими»?

Могут, но для этого нам придётся и пере­смотреть свою концептуальную модель («карту», реконструкцию), и понудить мозг

сделать что-то, чего он до сих пор не делал (и даже не соби­рался, честно говоря).

Решение этой непростой за­дачки кроется в ориентиро­вочном реф­лексе (или, как его ещё называл Иван Петрович, — «рефлексе "Что такое?"»). Он возникает у нас в ответ на неожиданность, на внезап­ный внешний раздражитель.

Если мы найдём способ усомниться в исключительной правильности выб­ранного нами пути (того способа, которым мы до сего момента рекон­струировали реальность), то мы неиз­бежно обнаружим новые факты, которые до сих пор скрывались от нас.

Как только мы обнаружим эти новые факты, прежняя реконструкция реаль­ности покажется нам несостоятельной,

и нашему мозгу придётся решать новый способ взаимодействия с ней. И таким образом, мы снова окажемся на первом этапе мыслительного процесса и заколь­цуем его.

Понимаю, что всё это пока звучит достаточно абстрактно. Поэтому вернёмся к нейрофизи­ологии и попытаемся это «увидеть».

Интеллектуальные объекты

Хороший врач ставит диагноз, руководствуясь как изображениями, так и числами. Учёные должны научиться действовать так же. БЕНУА Б. МАНДЕЛЬБРОТ

Если бы у нас с вами была физическая возмож­ность заглянуть внутрь мозга и посмотреть, как там что устроено, то мы бы с вами, я уверен, пришли в некоторое замешательство.

Дело в том, что одна нервная клетка нашего мозга, по существу, ничем не отличается от другой. То есть там — в нашем мозгу — миллиарды совершенно одинаковых нерв­ных клеток.

В какой бы области мозга мы ни оказались — в зрительной коре или в слуховой, в обла­сти двигательных или речевых центров — все клетки будут «на одно лицо».

Нервные клетки зрительной коры не перели­ваются всеми цветами радуги, клетки слуховой коры не звучат колокольным звоном, клетки речевой зоны не разговаривают, а двигатель­ные, как вы понимаете, не танцуют сальсу.

Нет, они все одинаковые. Лишь их связи, их отношения друг с другом и возникшая таким образом «память» создают в нас зритель­ные образы, звуки, двигательную актив­ность, а также все прочие интеллектуальные объекты, включая «других людей».

Сами же клетки — это лишь транзисторы в этой нейронной сети, а вовсе не генераторы чувств или образов.

Поэтому нашему мозгу на самом деле совер­шенно наплевать, с чем мы в реальности имеем дело — всё, что в него попадёт, он просчитает согласно сформированным в нём шаблонам (взаимосвязям нервных клеток, нейрофизиологическим комплек­сам, «программам»).

Для него есть только входящий сигнал, который он просто цифрует и тем самым универсализирует. Но в зависимости от того, через какие ворота этот сигнал вошёл (через зрительные, слуховые, тактильные или какие-то другие рецепторы), в те зоны коры он и отправляется[26].

Сами эти зоны коры состоят из соответству­ющих нейрофизиологических комплексов — специализированных «программ».

Когда вы работаете с файлом на компьютере, вы можете открыть его с помощью разных программ. В результате одна и та же информа­ция в Paint, например, будет выглядеть одним образом, а во встроенном проигрывателе Windows Media как-то иначе.

Грубо говоря, для мозга не существует «видео­файлов», «аудиофайлов» или «человеко- файлов». В нём есть зоны, где одна и та же «цифровая информация» или «видится», или «звучит», или, например, «формирует образ человека»[27].