– Не отказывайтесь, пока не увидите, – и он протянул ей небольшой, накрытый выпуклой крышкой черный котелок. – Если захотите еды – любой еды, – просто искренне и от сердца попросите его – он все сделает.
Ее глаза – тусклые от ночных размышлений – на мгновение оживились.
– Все-все?
– Да.
– Да как же он может сделать все, что угодно, если я не поставлю его на костер и не положу продуктов?
– Это же Магия, помните? Живой уровень.
– Живой, – эхом отозвалась Райна, глядя на невзрачную на вид посудину.
– И кое-что еще.
Ей протянули фонарик с длинной ребристой ручкой и круглым спереди стеклом.
– Зачем?
– Пригодится, я знаю.
– Спасибо.
Вновь удивленная теплотой гостеприимного хозяина, Райна упаковала переданное в рюкзак.
– Когда дойдете до Портала в Черный лес, котелок оставьте у входа – в других местах он все равно работать не будет.
– А фонарик?
– Оставьте себе. На память.
– Спасибо.
Ей было приятно. То, что к ней подошли, – не забыли и отдельно попрощались. И то, что Марика, когда уже уходили, сказала: «Приходите, когда вам захочется. Мы будем ждать». И посмотрела ни на ассасина, стратега или «телохранителя» – она посмотрела на Райну.
Та, смущенная, молча кивнула.
За ночь что-то изменилось.
Шагающая позади Баала Райна чувствовала себя так, будто в ее старую программу умелой рукой вписали новые строчки кода, и система начала функционировать иначе – новые мысли, новые ощущения.
Этим утром она вдруг кое-что осознала с кристальной ясностью – Аарон ее уже никогда не полюбит. Раньше – может быть. Но не теперь, не после того, что сказал ей вчера.
Наверное, от подобных мыслей должна была прийти боль, но почему-то не приходила – внутри было тихо и пусто, внутри царил вакуум.
Он – живой человек, – не ее иллюзия, и он не принял ее такой, какой она стала после встречи с Джокером. Может, и хорошо? Хорошо, что он прочитал и узнал о ней все до того, как надел бы на ее палец кольцо и прошептал «люблю»? Как плохо было бы, случись все позже? Тогда бы она точно не пережила – точно не после того, как обрела бы его по-настоящему, а после потеряла опять.
А теперь все ясно – у Канна своя жизнь, у нее своя. Такая, какая есть.
Ассасин двигался сзади; хлюпала под ногами размокшая грязь, налипала на дорогие ботинки, чавкала под толстыми подошвами – отряд двигался туда, куда махнул рукой проводник.
А ведь Майкл был прав – суть заключается в другом: не в том, полюбит ли ее Аарон, а в том, сумеет ли теперь Райна полюбить саму себя? Такую, какая есть? Сумеет ли стать себе другом, сумеет ли простить ошибки и двигаться дальше?
Она ведь никогда не пыталась. Ни разу не сказала себе «молодец», всегда лишь стыдилась, всегда находила в себе недостатки – зачем? Да, не идеальная, да, не безгрешная.
Если бы не вечерний разговор с Майклом, она до сих пор бы преследовала Канна по пятам, пыталась бы ему что-то объяснить, доказать, переубедить. Захлебываясь слюной бы твердила, что не виновата, что это все обстоятельства, что она… хорошая.
Для чего?
Человек, который хотел бы увидеть в ней хорошее, уже увидел бы. А тому, кто увидел лишь плохое, ничего не доказать.
И не нужно.
Нет, не котелок или фонарик стали ей подарком – настоящим подарком для нее стала встреча с Майклом – человеком, который сумел что-то изменить в ее сознании. Не зная ее, просто сразу принял без сарказма и обвинений – принял тепло, с пониманием. Не безгрешную. Своим примером дал понять, что людское отношение может быть иным – не базироваться на том, сделал ты что-то «правильно» или «не правильно», а строиться на «ты просто есть и потому уже хороший». Потому что ты – человек.
Она никогда не пыталась смотреть на себя с этой точки зрения.
Жаль. Как жаль, что не видела себя с этой стороны раньше…