Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

Вернувшиеся скитальцы, с удручением замечали, как изменился их родной край, с тех пор как они его покинули, отправившись в далекий путь. Прошло совсем немного времени, а скоморохи не узнавали, в мрачных и серых лицах, прежних своих земляков, верящих в чудо и радовавшихся их появлениям как дети. Если раньше люди одаривали их мерами зерна, а кто побогаче не скупился и на серебряники, то теперь было непросто выпросить и засохшего кусочка. А показывать проделки плутоватого бедняка, стало опасно, ибо, только прослышав о том, что где-то хулят власть, стражи тут же бросали все силы на поимку хулителей, и те не отделались бы простыми побоями. И подвиг Бильгамеса — древнего правителя Унука, где богоравный побеждал древнего царя Киша, упоминать строго воспрещалось. Другие скоморохи, давно нашли ему замену, воспевая деяния кишских урсов, с легкостью присваивая им подвиги славного унукца, или просто называя его древним царем Киша; но скитальцы Пузура, слишком чтили древние сказания, чтобы ради серебряников, красть прославленные деяния у любимого удальца. Их спасали, их чудесные умения в ловкости и силе, пользовавшиеся у людей неизменным успехом, и песни, которых у скитальцев, побывавших на дальних окраинах, прибавилось. Но особую любовь, у людей снискала Нин, исполнявшая песни юного эштарота. Не содержащие ничего богохульного и направленного против власти, они тем не менее, заставляли задуматься о несправедливости мира, а их напевы, вышибали скупую слезу и у самого черствосердного. Нин все время выговаривала своих друзей, сетовавших на скупость людей, за уныние. И, несмотря на то, что они не могли поделиться с людьми всем тем, что они почерпнули в своих странствиях, предлагала их повторять и заучивать, чтоб не забыть. «Как вы можете жаловаться на то, что нам мало подают, когда люди сами едва могут наполнить свои желудки?» — Возмущалась она. «Ничего, когда Аш будет с нами, он обязательно, что-нибудь придумает. Он великий выдумщик». — Подбодряла она их. А ее старшие товарищи, со стыдом думали, что это они сейчас, должны были подбадривать ее. Это было особенно горько, оттого, что они догадывались как Нин относится к храмовому послушнику и понимали, что так она больше подбадривает себя. При том, никто из них не верил, что Аш вернется, если даже ничего с ним не случится.

***

По-старушечьи ковыляя, опираясь на посох, Аш с удовлетворением заметил, что годы проведенные в стенах храма, были все же не напрасны. Жизнь послушника дарительницы женской плодовитости, и ежедневные повторения женских повадок и движений, дали свои плоды. Да так, что не будь он защищен клятвенным словом верховной жрицы и частым отлучениям у абгала, он подобно другим послушникам-гала, забыв все мужские привычки, уже бы и не помнил, что был рожден когда-то мальчиком. Да и особое положение эштарота, обязывало оттачивать и мужские навыки, дабы показывать несчастье мужа Инанны-Эштар, или обоеполое воплощение самой богини, в гневе поражающую врагов оружием. Тяготившийся таким положением, он находил этому и свои преимущества, ведь теперь это помогало ему проникать в самые заповедные места, не вызывая подозрения или ненужного внимания. Никто из встречающихся ему людей — простых прохожих или внимательных стражей, не заподозрил в дряхлой нищенке, мужа годного к битвам, вполне могшего оказаться и соглядатаем Киша.

— Куда прешь, старая?! — Прикрикнул на него стражник, отталкивая древком копья, когда он попытался проникнуть в верхний город. — Не знаешь, что бродягам сюда ход заказан?!

— Мне бы в храме помолиться, милок. — Прокряхтел Аш, подражая Ама, повторив ее ужимки и умоляюще глядя в глаза привратнику, протягивая серебряник. — Внучка на сносях, боюсь как-бы дурно не вышло. Где как не в доме самой Инанны, выпросить помощи для благополучных родов?

— Откуда у тебя ги? — Недовольно проворчал привратник, разглядывая серебряник. — Украла небось? … Признавайся, кого ограбила?!

— Что ты милок, Энлиль тебя береги. Как я — старая, ограбить кого-то б смогла? Миилоостью божьей живеем.

— Да кто вас старых знает. Ладно, проходи. — Милостиво разрешил стражник, засовывая ги в шубату.

Поблагодарив и кланяясь, Аш поспешно отковылял, усмехаясь, что привратник его не узнал. Сам эштарот, сразу приметил, одного из тех, кто так усердно его избивал, служа единодержцу; а теперь, столь же усердно прислуживая новым хозяевам. Аш хорошо помнил, что именно этот стражник, старался попасть ему непременно по лицу: а стало быть, не мог не узнать в нем сейчас мятежного эштарота, не будь он измазан болотной слизью, сделавшей кожу смуглой и стянувшей в морщины. Радуясь, что его хитрость удалась и оказалась столь искусно исполнена, Аш поспешил к родному храму.

***