Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

Горюя о судьбах, так полюбившихся им жителей нижних пределов Нибиру, скоморохи сознавали, что больше чем в Кише, в столь тяжелое время им нигде сейчас подавать не будут. Только граждане Киша, могли себе позволить роскошествовать, когда остальные жители владений Ур-Забабы, из-за войн обложенные двойными поборами, влачили жалкое существование. Неудивительно, что со всех сторон Единодержия, люди стремились всеми правдами и неправдами, непременно закрепиться в столице. Обеспеченные люди со связями в этом более-менее преуспевали, бедным же, оставалось только мечтать попасть на работы по возведению божественного дома. Если для кладки стен или домов лучших людей, можно было пригнать рабов, то в возведении священного сооружения, мог принимать участие только свой, черноголовый каламец, верный последователь господа вселенского вседержителя. Но и тут было все покрыто мраком безвестности, помешанном на жиже лжи, воровства и мздоимства. Так, на строительстве почему-то оказывались в основном киурийцы или пустынники, плохо знавшие язык эме-ги, но отлично пробивавшиеся до самых верхов. Принеся с собой и свои обычаи, они пугали местных насельников, какой-то первобытной нахрапистостью и сплоченностью, давно утраченной у потомков создателей Калама.

И Пузур, уже направил вожжи в сторону севера, но упрямство юного эштарота, заставило скоморохов на время забыть о столичных площадях. Аш рвался в Нибиру, пусть в разрушенный, но все еще живой и населенный кем-то, ведь там все еще оставался его друг и учитель, заменивший ему родителя. Там оставались его братья и сестры, по служению прекрасной богине Инанне, наставники и наставницы, хотя их судьбы его волновали не сильно, не так как судьба абгала.

— Пузур, когда ты уходил, тебя ведь никто не мог удержать. Пойми и ты меня. — Взывал юноша, к чувствам гальнара.

Смутившись, Пузур замялся, но тут встрепенулась как встревоженная наседка, сама Эги, отчего-то, обидевшись на слова Аша:

— Да пусть уходит, если хочет! Что ты его уговариваешь?! Какой выискался.

После того как побывала в руках разбойников и похозяйничала в жилище старика, Эги стала еще раздражительней и злей. Еще больше злилась она, на их спасителя, считая главным виновником свалившихся на них бед, то и дело, поругивая и ворча.

— Что ты говоришь такое?! — В ужасе вскричала Нин. — Он же, один из нас! Не уходи Аш, мы у людей поспрашиваем про твоего учителя. Люди знают.

— Нин, я догоню вас! Как только найду абгала, тут же отправлюсь к вам в Киш. Я клянусь, что так будет. — В порыве нахлынувших чувств, поклялся юноша. — Вы не успеете даже отдохнуть от меня.

— Разве не видишь, как рвется он в свое уютное гнездышко? А и правда, что соломенная постель, против пуховой перины? Он ведь, не чета нам — простым людям. Привык жить взаперти, в окружении юных распутниц. А ты и размечталась.

— О чем ты? — Смутившись, словно пойманная за руку, попыталась защититься Нин. — Ни о чем, я не размечталась. Просто, нельзя же так…

— А то, я не вижу, как ты вокруг него крутишься. Только и не мечтай. У него там своя зазноба есть.

— Откуда ты знаешь?! — Невольно выдала себя девочка, поддавшись чувству ревности.

Чтобы поскорей закончить неприятный разговор, в спор вмешался Пузур, попытавшись угомонить супругу:

— Ну, вокруг кого ей еще крутиться? Не вокруг же нас — стариков. Да и на парня зря накинулась. Это же правильно, что он беспокоится о своем воспитателе. Худо, что о своей голове не думает. Ну, коли так: пусть идет, раз решил.

— Каак??! — Чуть не заплакала Нин, поняв, что Пузур ей больше не помощник, взмолясь к угрюмому Гиру. — Гиир, ну хоть ты скажи!

— А что я скажу? У него своя голова на плечах.

Не сумев уговорить юношу, Пузур вынес свое решение, что если до утра Аш останется тверд в своем намерении, то так тому и быть.

Конец расставания, был столь же душевен, как вздорно его начало. Поверив в искренность слов и уверенности взгляда, и Нин успокоилась, взяв однако слово, что он будет беречься.

— Что со мной может случиться? Я же уже побывал там, и меня оттуда выгнали. — Как будто в шутку сказал Аш, заверив однако: — Конечно, я буду беречься, зная, что меня ждут; что у меня есть дом.

Он с легким сердцем зашагал в сторону Нибиру, а скоморохи глядя ему вслед, провожали с сожалением. Даже и Эги, отошедшая от гнева, благословляла его от опасности.

***