Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

Мокрая от слез, юная гашан терзалась мыслью, что вот теперь, — беременная, она больше никогда не привлечет достойных мужей, а женщины, не будут больше глядеть ей вслед с восхищением и завистью. Быв в своем городе царицей, она перестала ей быть, как только вступила на столичную землю Киша, где из таких как она "цариц", состоял весь двор, злых и завидующих друг другу дур. Теперь же, после падения Нибиру, ее положение в круге своенравной единодержицы, и вовсе оказалось в подвешенном состоянии. Узнав о судьбе ее города, все эти разукрашенные курицы, выражали ей свое сочувствие, но она то знала, что за этой личиной соболезнования, скрываются злорадные ухмылки высокомерных гашан. А еще, эта нежданная беременность. Она даже не знала, от кого понесла этого ребенка, от мужа; или от одного из своих воздыхателей из охраны, заменявших ей ее пятника. С ненавистью взглянув на бездушный торг, обиженная женщина задернула занавеску.

***

Государь метал искры по рядам, переводя грозный взгляд с одного на другого: с вельможи на вельможу, с военачальника на военачальника. Не зная кого винить: чиновников недосмотревших за "вероломными" нибирийцами, или воевод ответственных за охрану рубежей. Энси поверженного города Мес-Э, более всех склонный ожидать наказания, сидел бледный от страха. Меж тем, перепуганные сановники, старались обвинять друг друга, чтобы только отвести от себя гнев государя. Друг ополчался на друга, брат вставал против брата, а старые соседи, схватившись за грудки, готовы были убить друг друга. Азуф внимательно следя за тем, чтобы никто из присутствовавших на совете, как-то связанных с заговором или возможных его свидетелей, не успел раскрыть подозрительных мыслей, боялся как бы в порыве отчаяния, градоначальник не выложил все, губя вместе с заговорщиками и его. И потому, дождавшись пока единодержец остынет, осмелился попросить слова.

Он говорил о том, что пока они тут ссорятся и возлагают поклепы друг на друга, их враг собравшись с силами где-то там у себя в логове, готовит новое нападение. Что они окружены врагами, такие как Пурусха, захватившая вольный Йаримут, и конечно Ним, черным чародейством отвернувший от кишцев братьев. И сейчас как никогда, они должны действовать сообща, чтобы противостоять этому заговору. Его тут же, обрадованно поддержали самые смекалистые сановники, сразу же предположившие, что всему виной богохульники и сторонники старого почитания богов, а также всякие уличные шуты, распространяющие непотребные песни о власти, и просто люди ропщущие на поборы. И многоголосые выкрики, видя как благосклонно это принимает повелитель, подхватили обвинения, вылившись в поток одобрений запретов вся и всего. Тут же, кто-то внес предложение, выбить закон ужесточающий наказание: за кощунство, пестрое одеяние и пренебрежение новым уставам; а также за недостаточно громкое величание повелителя. Еще кто-то придумал, внимательней следить за иноземными торговцами, и хватать всех подозрительных личностей, стучащихся к ним. Под одобрительный гул, и это предложение было встречено с воодушевлением. Казалось, Азуфа это должно было расстроить, но его это не смутило. Он был рад, что наконец-то избавится от излишней опеки нимийца, привязавшейся к нему случайным единомыслием с врагом, и теперь грозившей перерасти в зависимость от Нима. Вздохнув с облегчением, он осознал, что желая просто отвести опасность разоблачения, где-то внутри добивался именно этого.

Приняв еще ряд бессмысленных, но очень важных для своей мнимой значимости законов, страшно довольные собой, заседающие разошлись по домам.

***

— Я говорилл…! Я говорилл…! — Всхлипывая, шипел чуть не плача, трясясь от страха, градоначальник поверженного города. — Но ты мне обещалл…. Ты обманул меня…. Ты обещал…. Ты говорил, что город не пострадает. Что прежде, чем все случится, я уже буду недосягаем. И где все этоо?! Мой город разрушен, государь в гневе; а я все еще энси того чего уже нет, и все еще на земле единодержца. Нет. Я под самым его носом, и под надзором галла и его соглядатаев.

Поймав и отведя чашника в угол, подальше от любопытных глаз, Мес-Э хватался за него, как утопающий за соломинку. Выступавшие на лысом темени испарины, стекая по лбу заливали лицо, раскрасневшееся от душевных страданий. Отстраняясь от липких рук, Азуф встряхнул, удержав сползающего сановника, чтоб успокоить.

— Досточтимому Мес-Э, следовало бы вести себя подобающе, дабы никто не догадался, что он изменник, виновный в потере священного города.

— Изменник?! — Зашипел от негодования сановник. — Да ты же сам говорил, что это не предательство!

— Значит, ты меня плохо слушал. Я говорил про себя: это я — не изменник.

— Как…? Как?! Мы вместе это делали, значит и я не изменник!

— Ты плохо усвоил урок. Я разливал, и делал это опрятно; вы же, подавали, да так неуклюже, что и питье расплескали и сами забрызгались. Теперь отмывайтесь как хотите.

— Гляди же, я не буду молчать если меня начнут выпытывать. — Угрожающе пообещал, наместник без места. — Все расскажу, про то, кто меня этому надоумил.