Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

Оглядев толпу, десятник понял: они только и ждут, чего-то от него, надеясь, что уж он-то знает, что делать. Но, он лишь тяжело вздохнул, от мысли, что невольно толкает людей на путь полный опасностей.

4. Возвращение.

Сойдя на берег, скитальцы разъехавшись с лагашцами, отправившимся к Кишу, снова покатили на своем возке, по дороге к Нибиру, спеша поскорее вернуться к своим землякам, которые должно быть потеряли своих любимцев, чтобы скорей порадовать их новыми шутками, почерпнутыми на чужбине, и поделиться впечатлениями об увиденном. Аш тоже спешил, обеспокоенный тем, что учитель не нагнал их как обещал, и никакие уговоры и увещевания — дождаться вестей, не смогли остановить его порыва. И бессильно вздохнув, Пузур был вынужден согласиться с решением юноши, вняв заверениям, что под тряпьем, в запыленном бродяге не признают беглого послушника.

— Стоой! — Окрик, заставившийся встрепенуться даже ослов, показал, что их опасения были не напрасны. Исполняя волю кишского стражника, Пузур из-за всех сил потянул вожжи на себя, останавливая перепуганных ослов, да, и здоровенный страж, ухватившись за узду, не дал им сдвинуться с места.

Главный из стражей, подойдя к повозке, отчеканил, то, что должно быть, повторял не раз:

— Именем единого бога и великого единожержца!

Узнав в стражнике, старого знакомого, Пузур попытался успокоить чересчур прилежное рвение вояки, дружеским приветствием:

— Приветствую, благородный сагду!

— И ты будь здоров. — Буркнул в ответ стражник, тоже узнавший возницу и его седоков.

— Что за переполох? Раньше мы спокойно проезжали. — Обеспокоенно сетовал Пузур, когда стражи начали заглядывать в повозку.

— Всем прибывающим во владения великого единодержца, следует внести пошлину за въезд.

— Что за новость? Мы о таком и слыхом не слыхали. — Доставая из мошны серебряник, ворчал скоморох.

— За каждого.

— За каждого???!! Да это грабеж! — Возмутился Пузур, но все-же отсыпал еще четыре ги, опасаясь худшего.

Меж тем, стражники заглядывали в возок, чтоб убедиться, что у приезжих нет на уме ничего враждебного, а заодно посчитать седоков. Старший стражник, немного знакомый с общинкой Пузура, поздоровался с ними, и уже хотел отойти, но задержал взгляд на молодом эштароте. Растерянному гальнару, оставалось только перепугано ожидать печального исхода. Но стражник, вглядевшись подслеповатыми глазами, повел себя странно.

— Ааа, это ты ум-ма… — потянул он, качая головой, — а я не признал сначала… Здравствуй.

Получив в ответ кивок, начальник стражи, начал вспоминать, про припарки и зелья, что подняли его на ноги, но вовремя нашедшийся Пузур, поспешно, пока стражник не догадался, попросил его, зря не беспокоить знахарку, сославшись на усталость с дороги.

— Понимаю.

— Скажи лучше, с чего такой переполох, что и прибывших обирают?

— Скажи спасибо, что вы кишцы, и я об том ведаю. С чужеземцев и плата выше. А если б, вы были унукцами скажем, то лучше б вам здесь совсем не появляться.

— А, что так?

— Разве вы не слышали, что вероломные помыслы Лугальзагесси, привели наши города к войне?!

— Ну, слышали… краем уха.

Стражник недовольно напыжился, но ничего не сказал, лишь попытав, куда ездоки намерены отправиться дальше.

— Как куда? В Нибиру. После долгой дороги, принести дары и отдать свои почести всемилостивейшему Энлилю, покровительствующему нашему благословленному лугалю Ур-Забабе, да длятся вечно его годы. — Удивившись вопросу, ответил гальнар.

— Сворачивайте свой возок. Туда хода нет.

Не ожидавший такого оборота, скоморох вскинул бровями:

— Что значит — сворачивайте?

— Ну да, вы ж наверно, не слышали. — В голосе стража слышалась обида.

— О чем, не слышали?! Что случилось?! — Слова земляка, заставили учащенно забиться сердце Пузура.

Стражник ответил не сразу, но пережидая, посверлил глазами, будто испытывая взглядом, потом выронил, тяжело как свинец:

— Нибиру пал.

— Каак…?! — В ужасе, то ли прошептал, то ли вскрикнул Пузур.

***

Засидевшись за раскладом, и поглощенный подготовкой очередной мести, Азуф не заметил как наступило утро и пришла пора встречать новый день. А он еще и не ложился. Случалось и раньше, что он забывал о сне, но тому были куда более приятные причины. Не одна ветреница, одаривала его сладострастной улыбкой, восхищенная неутомимостью киурийского льва, блаженно вспоминая бурные ночи; не одна порочница исстеклась желанием, грезя о его крепких объятиях. Азуф горько усмехнулся. Узнав о судьбе Нибиру и об участи ее лучших жителей, которым он поклялся в безопасности, он совершенно потерял покой: в нем зашевелилось, чувство похожее на совесть. Да и ночи в последние дни, перестали радовать успехами с прелестницами. В другое время, он бы обратился с этим недугом к старому средству, но оно иссякло, а тот единственный человек, который его когда-то для него готовил, и мог бы помочь и теперь, преданный им, лежит где-то под стенами разрушенного города. Впрочем, вряд ли оно бы сейчас помогло; настолько он был подавлен.