Обернувшись, Нин вздрогнула, увидев, как много людей идет вслед ей, таких же озлобленных, как и прозвучавший окрик, заставивший ее оглянуться. Взяв себя в руки, скоморошка ускорила шаг, утешая себя мыслью, что все эти люди собрались по другой, своей, не касающейся ее причине. Но шедшие за ней люди, не отставали и тоже ускорились. Тогда она еще прибавила шагу, но и сзади, быстрее зашлепали босыми и обутыми стопами. Девушка с ужасом отметила, что преследователей стало больше. Сердце колотилось, но превозмогая страх, она все же продолжала свой путь. Пройдя некоторое время с хвостом преследователей, девушка с облегчением подумала, что этим все ограничится, и когда путь ей перегородили ухмыляющиеся люди, оглушенная то ли страхом, то ли усталостью, просто думала обойти их. Но преследователи, не думали ее так просто отпускать. В мгновение ока вокруг нее образовалась толпа: старых, молодых и не очень, женщин и мужчин, В отчаянии Нин ринулась в просвет не закрытой еще бреши, но выросшие тени грубо втолкнули ее в захламленный обшарпанный угол.
— Птичка в клетке! — Подытожил кто-то итог преследования.
— И мышь в мышеловке! — Заметив примостившегося в одеждах бродяжки подарок лагашской сиротинки, под одобрительный хохот шутил другой.
— Глядите, как глазками захлопала.
— Хе-хе, как вертится. Взапрямь, точно птичка на шесточке
— Что с ней делать будем? — Перебил издевательское веселье хмурый голос.
— А, что-что. Судить.
— Может стражей позвать? — Послышалось неуверенное предложение молодого голоса.
— Стражей, ага, священных. Сейчас побежим всех стражей выдергивать, от дел отрывать. Будто работы им не хватает.
— Верно! Сами с ней разберемся! — Раздались крики.
— Она возводила поклеп на великого Ур-Забабу!
— Лучшего из лугалей!
— Эй ты, сознавайся! Тебя унукцы подослали, чтоб ты тут крамолу разводила?!
— Отвечай! Чего молчишь, побирушка?! Проклятая изменница! — Больно толкнул ее кто-то в плечо.
— Она поносила, господа нашего Ан-Энлиля!
— Смерть богохульнице!
— Смерть!
— Сами ее засудим! Нашим судом! Будет знать, как хулить и крамолу разводить!
— Чего ждать?! Бей ее!
Нин зажмурилась. Все время пока решалась ее судьба, запуганная скоморошка озиралась на своих мучителей, словно затравленный псами зверек, вздрагивая от страха всякий раз от торжествующих криков решающих ее судьбу и сжимаясь от толчков и пощечин.
— Тихо-тихо! Мы же не какие-нибудь унукцы, и не расправлямся как варвары без суда с неугодными. — Остудил горячие головы, человек вида праведного, видно имевший большое влияние на эту казалось необузданную толпу, потому, что его слова возымели действие и все сразу замолкли. — Преступницу надо судить по закону.
Раскрасневшаяся Нин выдохнула, появилась надежда на честный суд, где выслушают ее объяснения, и который, если не освободит совсем от наказания, то даст отсрочку, а там, она верила, Пузур и Эги освободят ее, им самим известными путями. А пока, в окружении ненавидящих ее, а потому страшных и совершенно чуждых ей людей, она тихо сидела, стараясь не глядеть в их сторону, не обращая внимания на все их крики и всклоки, гладя единственное, оставшееся теперь с ней на этом свете родное существо. От прикосновения к теплу тельца и нежности мягкого меха, становилось легко и спокойнее. Она пропускала мимо ушей разговоры о том, какую участь ей хотят уготовить эти озлобленные люди, не слышала как кто-то суровый, что-то решал и взвешивал на весах своего правосудия, и ввиду тяжести ее проступка в глазах верноподданных, коль дело касалось богохульства и поношения властей, разрешил судить ее на месте. После недолгих споров, под крики одобрения и ликования, в соответствии с забытыми законами дикого прошлого, судьи, так неожиданно оказавшиеся среди преследоватилей, вынесли свое решение.
«Побитие камнями!» — Пробудив громом небес, зловеще донеслось в сознание девушки, ожидавшей полагающегося увода стражами и судебной тяжбы.
С неописуемым ужасом глядя на своих палачей обступавших ее с камнями в руках, готовых исполнять предписание приговора, она в отчаянии пыталась отогнать от себя это видение, неловко хватаясь за черепичный сор, на который ее загнали, и кидала, кидала в сторону своих мучителей, пока стук в голове не замутил ее взора. Перед глазами все плыло и темнело, в нос ударил удушлевый запах крови, а голова звенела и гудела, растрескиваясь от боли, и все ее тело, тоже сгорало от мучений. Поначалу она прикрывалась, защищаясь от разящих камней, вскоре не имела сил даже и к этому, и только сознание отчаянно цепляясь в клокочащем сердце, еще сопротивлялось, но и оно угасло, тихо уйдя в небытие.
***