Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

Не имея возможности, сбежать и самолично отомстить лугалю пустынь за все зло, которое тот причинил ему и его друзьям: за пленениеи и за гибель Ама, эштароту, когда он предупреждал пустынника об ограниченности пользования орудием, только и оставалось полагаться на самонадеянность и страстность самоназванного бога, не терпящего ограничений его божественному своеволию; видя в этом для них — пытание божьего суда. Он с удовлетворением принял мучительный конец пастыря с его подпасками, а сопутсвующую гибель поселян, посчитал справедливым возмездием за молчаливую покорность. Порастеряв своих надзирателей еще при первых грохотах кишских стен, от страха попрятавшиххся по оврагам вместе с другими унукцами, оставшись без цели и смысла, Аш все еще не торопился бежать.

— Что змеенышь, думаешь, свершив вероломное богоубийство, уйдешь непокаранным преданным тобой богом?! — Заставил его обернуться хриповатый окрик.

Сквозь пелену марева дыма, проступала тень помощника Аш-Шу, наступавшего на него с занесенным мечом. Аш уже и забыл про приставленных к нему пустынником, смотрителей.

— Не надейся же, женомуж. Я есмь — длань божья! Я есть — суд его! Я — твоя кара господня!! — Замахнувшись, чтобы свершить свой приговор, кричал он в иступленном отчаянии потерянного человека.

Аш успел только зажмуриться, ожидая скорейшего конца. Что ему еще ожидать? Виновные найдены, кто должен ответить — наказан, божий суд свершен и у него нет больше причин оставаться здесь. Пусть же свершится наказание и ему, раз на то воля высших. Так думал он, ожидая, когда меч опуститься на его темя или выю.

«Тюк» — за глухим звуком, не последовало сотрясения, не было боли и чувства инородности от вонзенного оружия, не подхватила забвенность.

Набравшись духа, он поднял веки, чтобы принять судьбу, не теряя самообладания на радость убийце. Но ни убийцы, ни самой опасности, к великому изумлению перед собой не увидел. Вместо одного смотрителя, перед его взором маячил другой. Аш насторожился, не ожидая ничего хорошего, однако примирительный вид пустынника дал понять, что новой встречи с Эрешкигаль пока не состоится. Склоненная голова и рука у груди, как будто говорили об этом, но Аш с опаской поглядывал на окровавленный клевец в опущенной руке.

— О, досточтимый господин — сразу же развеял все опасения смотритель, — позволь следовать за тобой.

Оглядев окрест, Аш увидел причину чудного спасения. Распростершееся тело несостоявшейся кары, лежало у ног недавнего последователя Аш-Шу.

Кивнув на труп, убийца с пренебрежением отметил:

— Магару был слишком темен и глуп, слеп как все варвары. Веря в божественность человека, он не усвоил главное: бог не умирает. Это не смертный, которого можно убить, не истукан, которого можно изрубить на куски. Дикарям не понять, что есть в духовном, а не телесном естестве.

Узрев гнев божий, что обрушился на головы заносчивых кишцев за гордыню, я осознал всю мощь божественной воли. Что мощь эта исходит от творящего, а не от смертного господина исполняющего кару. И не смертному служке, но лишь божьему суду определять, чье естество примет божественная воля на земле. Вчера сосуд был полон, ныне он пуст и нужен другой, ибо вчерашний прохудился и не годен больше к хранению вод.

«К чему эти мудрствования?» — С тоской подумал Аш, мечтая только о покое.

— О, господин, — будто услышав его вопрошание, продолжил смотритель — прости, что только теперь узрел тебя, господин мой! Я готов служить и всюду следовать за тобой, исполняя твою божественную волю.

Тащить за собой человека, только, что убившего своего соратника и предавшего своего умершего бога, у подозрительного эштарота желания не возникало, но оскорбить отказом вооруженного одержимого, в порыве чувств бухнувшегося на колени, было еще опасней. Приставленные к нему стражи так и не вернулись, а само начальство, вместе с войском отсидевшееся в оврагах во время долбежки, приняв зарево пожара за обещанный условный знак, бросило воинов на приступ разрушенных стен. Поэтому, следовало хорошенько подумать, чтоб как можно осторожней спровадить неожиданного последователя. И недавнему лицедею, пришла удачная мысль, одним росчерком разрешить две задачи, подыграв жаждущему веры.

— Утешься человек, твои мольбы услышаны. — Сказал он как можно торжественнее, напуская на себя величия. — Ты прощен, ибо смертным свойственна слепота духовная, но ныне глаза твои открыты, и ты узрел, и прежние твои заблуждения очищены светом истины.