Абанер

Она поспешно надела на немощные плечи мантию, на голову — клобук, взяла четки, посох и заторопилась в часовню. Завернула за угол и обомлела. На речке, пониже родника, как муравьи копошились ребята Копали пригорок лопатами, куда-то носили землю, забивали сваи поперек реки.

— Вот он сон-то!.. Последнюю святыню рушат, до источника добрались!..

Это был уже не сон. Парней в выцветших гимнастерках, девушек в красных и синих косынках было куда больше, чем бесенят. У монахини закипело сердце, из груди вырвался стон.

Вдруг она увидела свою племянницу Фиму с носилками. Спереди носилки нес человек в фетровой шляпе и плаще. Он ступал осторожно, носить землю для него, кажется, было не очень привычно. Поравнявшись со старицей, он вежливо уступил дорогу, Фима отвернулась и опустила голову.

Неужели Фима, ее племянница, на святыню посягнула!.. Задрожав от гнева, старица взмахнула посохом и хотела ударить нечестивицу, но старческие руки промахнулись, удар обрушился на человека в шляпе.

Он бросил носилки, ухватился за посох. В глазах не было испуга, злости, только — удивление.

— Будь проклята, богоотступница! Трижды проклята! Во веки веков!.. — вопила монахиня. Клубы пены выступили на иссохших губах.

Вот так на!.. Назар Назарович сваи забивает! А на школьном совете голосовал против. Сережа вез тачку и глядел, как Скворечня вместе с Бородиным и ребятами, ухая, поднимают тяжелую бабу и с размаху бьют по бревну. Значит, не посмел противиться, Евграф и его запряг!.. А это что за старуха в рваном платье, подпоясанном широким ремнем, грузит щебень на телегу?.. Вот дурачок не узнал! Химичка Наталья Францевна!

На строительство станции вышел весь городок — ученики, преподаватели, библиотекарша Дарья Фоминична, даже сторож-инвалид. Рядом с Сережей девушки копали землю и переговаривались:

— Женька не отходит от Клавдии Ивановны!

— Камни за нее на носилки накладывает!

Клавдия Ивановна оступилась, Женька подхватил ее и легонько обнял. Учительница отскочила, словно обожглась крапивой.

— Вы с ума сошли, Новоселов!..

Нет, это переходило всякие границы. В последние дни Клавдия Ивановна чувствовала явные знаки внимания Новоселова. Он встречал ее у школы, провожал после уроков до учительской, открывал двери. А вчера она нашла в сумочке записку. Она хотела по душам поговорить с учеником, убедить его не делать глупостей. Но сейчас решила сделать по-другому. Когда объявили перерыв и строители уселись, где попало, Клавдия Ивановна ледяным тоном сказала:

— Надо, товарищи, решить срочный вопрос. Не возражаете?.. Я получила от одного ученика письмо… «Дорогая Клавдия Ивановна, разрешите с вами познакомиться, я вас люблю»…

Лица ребят вытянулись, кто-то ойкнул, и вдруг берег Абанерки вздрогнул от хохота.

— Вот это да!

— Держите меня, девчонки, умру от смеха!

— Клавдия Ивановна, кто писал?

Учительница покраснела и кое-как сдержала улыбку.

— И вот я хочу в присутствии группы ответить. Мы давно знакомы, а до любви он не дорос, пишет с ошибками.

Хохот опять взметнулся над рекой.

— Здорово!

— Да кто это? Кто?

Женька спокойно сидел на камне и, не спеша, разминал папиросу.

— Товарищ Новоселов! — шагнула к нему Рая. — Разрешите с вами познакомиться!

— Отстань, чертова Скворечница! — оттолкнул ее Женька. — Иди в канцелярию, знакомься с приказом. Тебе выговор за неположенный звон на колокольне объявили. Скворечня Скворечне выговор объявил…

Женька говорил правду. Руководители городка как-то узнали о Раиной проделке, на дверях канцелярии висел приказ, и подписал его почему-то Скворечня.

— Дочери выговор!..

— Молодец Скворечня! Вот это по-правильному! — одобрили ребята.

— Это Женька на нее донес, — шепнула девочкам Клава.

Мимо шел Бородин с саженью.

— Что за собрание?

Ребята и девушки прикусили языки, учительница еще больше покраснела.

— Просто так… Разговариваем о работе.

Когда широкая спина и соломенная шляпа скрылись за кустом, Сережа, разозлившись, сказал:

— Ну, и подлюга ты, Женька! Клавдия Ивановна тебя не выдала, а ты Раю выдал.

— Да ну вас к черту! — швырнул Женька папиросу и пошел по берегу.

— Подъем! Подъем! — сердито кричал откуда-то Чуплай.

Фима с Лойко носили землю на носилках.

— Ой, Аркадий Вениаминович, а ведь вы, наверно, никогда не держали лопату! — смеялась Фима. — Как левша, берете.

— Не держал, — признался Лойко.

— Так мы бы одни управились. Или вас заставили?

— Никто не заставлял. Все работают, и мне надо. Ну-ка, отступите на шаг. Я тоже покопаю, у вас учиться буду.

У Фимы оказался прилежный ученик. Лопата в его руках становилась послушнее, носилки быстро наполнялись. Фима подхватила их и легко пошла в ногу с учителем. Все радовало Фиму в это хмурое утро: и звонкие голоса ребят, и дружная работа, и то, что математик Аркадий Вениаминович (подумать только!) вместе с ней носит на носилках землю.

Но рядом с радостью, где-то в глубине груди, пряталась тревога. Прожив лучшие годы в чужих людях, в монастыре, она не привыкла к радости, боялась ее. Мысли о том, что нет счастья на земле, долго и настойчиво внушали молодой монашке.