Занавес, наверно, был бы еще лучше при электрическом свете, но электричества не было. Станцию хотели пустить за неделю до праздника, потом за три дня, вот и праздник подошел, ребята собрались на вечер, а в зале по-прежнему мигали керосиновые лампы. Кто-то сказал, станция даст ток, когда Бородин откроет торжественное собрание. Сережа до последней минуты поглядывал на электрические лампочки. Когда же они вспыхнут?.. Напрасно! Продолговатые пузырьки и матовые абажуры висели без пользы и казались ненужными.
Вот и занавес поднялся, на сцену вошли преподаватели и ученики. Бородин в новом костюме, торжественный и немного важный, каким его никто не видел, весело посмотрел на зал и густейшим басом сказал:
— С праздником вас, товарищи! С годовщиной Великого Октября!
Ребята дружно захлопали, вечер начался, а долгожданного света не было. Странное дело, Сережа ни о чем не мог думать, кроме электричества. Он рассеянно слушал доклад, так же рассеянно пел в хоре, а мысли были совсем о другом. И пели ребята сегодня хуже, чем вчера на репетиции. Все шло, как надо, но чего-то не хватало, и это понимал не один Сережа, а все второступенцы, и преподаватели, и Бородин, наверно, тоже. Как только закончилась торжественная часть, он поспешно ушел на станцию.
Валька схватил Сережу за рукав.
— Сбегаем узнаем!
Едва подростки спустились с крыльца, как их окликнул Аксенок.
— Вы туда? Не будет света. Динамо искру не дает.
— Да как же так?..
— Вот так. С обеда над машиной бьются, нет искры…
Но что это? Неужели бывает молния зимой? Нет, это не молния. Это вспыхнул фонарь на столбе, засветились окна школы, загорелась над крыльцом красная звезда.
— Горит!.. — наконец опомнился Сережа.
— Све-е-е-ет!.. — заорал Валька и, схватив Сережу за руки, закружил по снегу.
Из корпуса выбежала толпа молодежи, радостные голоса и крики слились в ликующий гул.
Но тут свет погас, городок погрузился в темноту, которая казалась непроглядной. Через минуту свет снова вспыхнул и опять угас, снова загорелся и больше не угасал. На площади раздались громкие хлопки, грянуло разноголосое «ура».
— Живем, коммунары! — крикнул Чуплай и, подойдя к столбу, попробовал читать записную книжку. — Как днем!..
Ярко светились окна общежития, переливаясь, сверкал снег, далеко был виден на воротах красный флаг. Все забыли о школьном вечере. Сережа с Валькой сбегали в школьный корпус, потом в общежитие, потом снова выбежали на улицу. Везде лился ровный дрожащий свет. Валька жмурился и повторял:
— Кр-р-р-расота!
Сережа тоже жмурился и счастливо улыбался.
— Пойдем, Серега, издали на городок посмотрим, — позвал Валька.
Взявшись за руки и поминутно оглядываясь на освещенную площадь, они вышли на дорогу, по которой ходили на заготовку дров. Они хотели пройти немного, но Валька уверял, что с пригорка весь городок будет как на ладони.
Верно, с пригорка открылось зарево огней, которые, переливаясь, сияли в темноте, бросая светлые полосы на черный лес.
— Вот она, Жар-птица! — показал Валька. — Сами построили, только я, дурной, проболел.
Сережа долго стоял задумавшись.
— Знаешь что, Валька!.. Когда мы вырастем, сделаем для людей что-нибудь… Что-нибудь хорошее. Как эта станция!..
Валька стиснул Сережину ладонь.
— Обязательно!.. Клянусь!.. И ты поклянись, Серега!
— Клянусь!..
…Ночь была тихая, теплая. Сережа с Валькой все шли да шли по дороге. Валька тараторил об электричестве, но Сережа плохо понимал, о чем говорит его друг. В глазах, не исчезая, стояли дрожащие огни.
Слева над лесом поднималась луна. Бледный свет робко пробивался между елями, серебрил дорогу и заснеженные поляны.
Скоро друзей обогнали парень с девушкой. Герасим вел под руку старшую Ядренкину и что-то весело рассказывал. Потом прошли Мирон с Мотей, потом Аксенок с Генкой Щебнем.
— Природой наслаждаетесь? — крикнул Аксенок.
— Жар-птицу выслеживаем, — важно сказал Валька.
— Пошли вместе ловить!
— Нет, мы одни.
— Ну, и черт с вами! Дайте хоть закурить. Нету? Эх, вы, сосунки!
Пройдя несколько шагов, Сережа с Валькой услышали голос Чуплая и притаились за елочками.
— А ведь он тоже с девчонкой! — зашептал Валька. — Со Скворечней!.. Вот это да!.. Чш! Сюда идут.
— …Ты хоть и сумасшедшая, Рая, так не совсем же без ума. Чего дурь на себя напускаешь?
— Да хватит тебе, Яшка, ругаться. Давай о чем-нибудь другом. Скажи, Яшенька, ты был хоть раз в жизни влюблен?
— Не влюблялся и не влюблюсь никогда!
— Прохвастаешь, Яшка!
— Пойми, Таратайка, сейчас нам никак влюбляться нельзя. Влюбимся да расчувствуемся, враги нас с кишками проглотят. Пропала революция.
— Ну, уж и пропала!..
Больше не было слышно, о чем они говорили. Валька тихо присвистнул.
— Хитрит Чуплай. Говорит, влюбляться нельзя, а сам с девчонкой!.. С Раечкой-таратаечкой! Нашел с кем связываться!
Мальчики опять пошагали по дороге, а на мостике в логу встретились с Клавой и Липой.
— Все ребята и девочки в лесу, — сказала Клава. — На электричество смотрели, а теперь уж не видно.
— Может, еще по дороге пройдем? — стал звать Валька. — Нет, не по дороге. Знаете, куда? К розовому кусту. Посмотрим, какой он сейчас стал.