Абанер

Сережа ожидал этот вопрос и все-таки надеялся, может, не спросят.

— Новоселов обозвал нехорошими словами одного человека…

— Какими словами и какого человека?

Сережа тупо глядел в угол. Нет, о Клаве он говорить не будет.

— Отказываетесь? Это не в вашу пользу, подсудимый.

Горошек что-то шепнула Светлакову на ухо, тот тихо поговорил с Костей Лапиным и объявил, что суд нашел возможным не называть фамилию человека, о котором плохо отозвался Новоселов.

Но то, о чем не хотел сказать Сережа, не было тайной. Все знали, из-за чего началась драка. Ребята и девушки поглядывали на Клаву, по залу пополз шепот. Она поняла, говорят о ней и, как улитка, спрятала голову.

— Зачем вы, Зорин, взяли топор? — строго спросила Горошек.

Сережа до боли закусил губы. Какое принцессе до этого дело?.. Как он ненавидел Горошину в эту минуту!

— Почему вы, обвиняемый, молчите? — еще строже спросила принцесса.

Вот это «вы» окончательно убило Сережу. Значит, Светлаков не просто напускает важность, все они сговорились.

— Не знаю…

— А могли, как бандит, ударить Новоселова топором?

У Сережи вспотел лоб. Горошина считает его бандитом!

— Не знаю. — И опять уставился в угол.

Чуплай приподнялся и проговорил с издевкой:

— Обвиняемый ничего не помнит, ничего не знает. Вы не прикидывайтесь дурачком, не поверим!

И это говорит тот, кто живет в одной комнате с Сережей, вместе пьет и ест, делится последним куском! На Сережу смотрели глубокие как пропасть глаза, холодные и злые. Он хотел сказать, что этого больше никогда не случится, что ему стыдно, но взглянул на Чуплая и снова стал смотреть в угол, в пустоту. Все равно не поверят, они даже не хотят назвать его на «ты».

Слово попросила защитник Клавдия Ивановна.

— Ну, а сейчас-то вы осознали? Если бы снова кого-нибудь оскорбил Новоселов, вы бы опять стали драться?

Сережа поднял голову.

— Если бы он снова так сказал, я бы опять ударил.

В зале сдержанно засмеялись. Клавдия Ивановна грустно повела плечами. Она хотела помочь Сереже, а получилось наоборот.

Светлаков стал допрашивать Женьку и разрешил Сереже сесть. О чем говорил Женька, Сережа сперва не слышал. Если бы этого не было! Нет, теперь ничего исправить нельзя…

Женька держался уверенно. Он никого не оскорблял, не дрался, только защищал себя.

— А если бьют? Неужели бежать? Так я не трус.

— Правильно!.. — кто-то поддакнул в зале, но его тотчас оборвали и загалдели со всех сторон.

— Ничего неправильно!

— Мало ему Зорин надавал!

Светлаков свирепо потряс колокольчиком.

— Но суду точно известно, что вы оскорбили одного человека. Так или нет?

Женька воровато отвернулся.

— А чего я сказал? Она, мол, такая…

— Какая такая?!. — вспыхнула Горошек. — Я бы тебе тоже за это оплеуху дала!..

Гул возмущения пробежал по скамейкам, опять все посмотрели на Клаву, она опять спрятала голову.

— Суд постановил, эти самые слова не расшифровывать, — сказал Светлаков. — Но вам, Новоселов, мы этого не простим.

Женьку допрашивали еще строже. Ему напомнили, что он старше, сильнее, он пинал Зорина ногами и первый схватил полено. Под перекрестными вопросами заседателей и обвинителя парень совсем растерялся и больше не оправдывался.

Наталья Францевна говорила о чем-то совсем непонятном. Второступенцы не умеют уважать друг друга, оскорбляют лучшие чувства. «Какие чувства?» — подумал Сережа и прислушался.

— Прихожу на урок, а на доске какая-то глупость про Зорина и Горинову в виде химической формулы.

Ребята улыбнулись, но тотчас стали серьезными.

— Дать щелчок, стукнуть по шее — стало у нас в порядке вещей. Ребята хватают девушек за локти, те визжат, и некоторые даже не обижаются. И вот эти самые слова. Мы решили их не повторять, потому что неудобно. Но почему удобно их говорить? Говорить и думать друг о друге всякие гадости?.. Наш городок носит имя Третьего, Коммунистического Интернационала. А разве это коммунистическое отношение?..

В зал летели гневные слова, их ловили с жадностью, и много дум родили они в молодых головах. Свидетельница перевела дух.

— Простите, товарищи, немного отклонилась. Ячейка комсомола и учком поступили правильно, отдав под суд нарушителей порядка, и они должны понести суровое наказание… Суровое. Но это не все. Давайте объявим решительную борьбу всем таким словам. Прошу мое предложение записать в судебный протокол!..

Ребята дружно захлопали в ладоши, Сережа вздохнул свободнее. Речь Натальи Францевны родила слабую надежду. Может, еще не исключат. Однако надежда сразу погасла, как только начал говорить обвинитель. Слова Чуплая были беспощадны, доводы тверды, а черные глаза зло поблескивали.

— Зорин с Новоселовым могли убить друг друга. Можем мы с этим мириться? Тогда на нас будут показывать пальцем: «Вот, мол, школа, где шеи ломают!» Нечего церемониться, каленым железом такие дела выжигать!..

— Больно вострый!

— Ему не секретарем ячейки, прокурором быть!

— А ведь, пожалуй, исключат! — донеслись до Сережи обрывки голосов.

Теперь все. Прощай, вторая ступень!.. Оборвалось самое хорошее, самое дорогое в жизни. И не было никакой возможности спасти его…