Абанер

Выпускная группа сдавала последние зачеты, готовилась к прощальному вечеру, а после майского праздника в городок прибыл инспектор УОНО для распределения выпускников на работу.

Сережу вызвали в канцелярию, он увидел за столом ту же женщину в дымчатых очках с птичьим носом, которая вместе с Матусевичем проверяла школу и казалась такой сердитой.

— Зорин Сергей Ильич? — спросила она. — Фамилия что-то знакомая. Ильи Порфирьевича сын? Э-э, да у него и отметки прекрасные!..

Дымчатые очки скользнули по ведомости, широкое лицо расплылось в улыбке и теперь не походило на птичье.

— Художник и поэт, — с гордостью сказала Клавдия Ивановна, а Бородин добавил — общественник.

— Ну, так куда поэта-художника пошлем? Знаете что? Есть одно место в образцовой школе, в Плющихе. Там все условия — и классы просторные, и оборудование. Мы туда не хотели новичка назначать, но с такими оценками… Как, товарищи?

Сереже вдруг очень захотелось поехать в образцовую школу. Но он тут же спросил себя: «А слово Чуплаю?..»

Секретарь ячейки, прочитав в журнале Сережино стихотворение, хлопнул товарища по плечу, что тот чуть не покачнулся. «Жми, Сережка, на всю катушку! Получается!.. Когда в Москву махнешь?» Стихи хвалили все ребята, у Сережи закружилась голова, и с этого времени он поверил — задание Чуплая выполнит. Сейчас надо сделать выбор. Между стихами и школой. Соединить их вместе казалось ему совершенно невозможным. Никто не стал поэтом в какой-то Плющихе. Но об этом здесь лучше не говорить.

Сережа помолчал и неуверенно сказал:

— Спасибо!.. Но меня в Плющиху не надо…

Учителя переглянулись, Бородин переспросил:

— Так какую тебе школу надо?

Сережа пожал плечами.

— Никакую…

— Не хочешь учителем быть?

— Да.

Улыбка на лице инспектора растаяла, и оно снова стало походить на птичье, Бородин крякнул, а Клавдия Ивановна укорила:

— А ведь это неблагодарность, Сережа.

— Нет, почему же? Не хочет — не надо, — сухо проговорила инспектор. — Только, право, не знаю, чего он ищет… Вот так, надумаете — явитесь в УОНО. Следующий.

Сережа вышел из канцелярии с видом победителя. Как и что делать дальше, он не знал. Но главное сделано, от назначения отказался, слово сдержал. И сами собой сложились строчки:

Пойду вперед навстречу лет,
Обратному дороги нет.
Мой друг, правдивый и суровый,
Поверь, сдержу свое я слово.

Сережа так задумался, что чуть не столкнулся лбом с Евгением Новоселовым. Тот насмешливо посторонился.

— Будто в облаках плывет! Потеха!

Сережа хотел поскорее отделаться, Женька загородил дорогу.

— Не получил назначение? Чего же ты?.. А я определился. Свидетельство за вторую ступень из-за хвостов не дают, так я заготовителем в сельпо поступил. От батьки отколюсь. На черта мне его лавочка! Все в глаза тычут.

Вон как! Всерьез задумал из дома уходить!

Женька переступил с ноги на ногу и крепче сжал Сережину руку.

— Новость… Тебе первому скажу… Сын родился! Думаешь, отказываться стану?

Сережа глядел на школьного товарища и никак не мог себе представить Женьку отцом. Значит, Липу он не бросил. И его чему-то вторая ступень научила. То, что у Женьки есть сын, подняло Новоселова в глазах Сережи.

— Поздравляю, Женя! Поздравляю!.. — сказал он и, забыв прошлое, похлопал его по плечу.

Женька глядел петухом.

— По телефону с Липой разговаривал. Говорит, сын чуть не десять фунтов…

В гору ехал какой-то сутулый человек в дождевике с забинтованной головой, которую прикрывала соломенная шляпа. Поравнявшись с ребятами, он придержал лошадь и глухо проговорил:

— Ты чего, Сергей, не узнаешь, что ли?..

— Папа?.. — вздрогнул Сережа и, перепуганный, бросился к отцу навстречу.

Лицо Ильи Порфирьевича осунулось, было бледным, но спокойным. Он показал Сереже место рядом с собой и отдал вожжи.

— Из больницы, к тебе по пути… Ничего, Сергей, ничего… Живой остался. Шел ночью с собрания. Слышу, кто-то крадется, оглянулся — меня раз по голове!..

— Опасно? Очень?

— Да врач не пугает. Выстриг волосы, рану прижег, зашил. Но велел еще раз приехать… Чем-то тупым меня стукнули. Хотели насмерть, да, видно, промахнулись.

— Кто? За что?

Илья Порфирьевич невесело улыбнулся.

— Нашлось за что. На собрании бедноты я настоял лишить голоса Новоселова и еще двух кулаков. Кому-то, видно, не понравилось.

— Неужели Захар Минаевич?..

— Не пойман, не вор, — задумался учитель. — А похоже, он подослал. Приезжала милиция, да что найдешь?..

Учитель замолчал, голова устало опустилась на грудь.

— Гражданская война кончилась, а внутри, как котел, бурлит. Не забывай этого, Сергей.

Коммунары встретили гостя радушно. Валька с Сережей распрягли лошадь, внесли в комнату вещи. Чуплай повел бровями — все кинулись прибирать книги, тетради, расправлять смятые одеяла. Скоро на столе появились горячий чайник, хлеб, сахар, селедка.

Илья Порфирьевич с интересом ко всему приглядывался.

— Молодцы, дружно живете… Скоро разъедетесь? Что ж? Пора за дело.

Узнав, что Сереже предлагали Плющиху, он немного удивился.