Абанер

Замешательство Сережи заметил милиционер в новеньком кителе и, откозыряв, осведомился, куда направляется юноша.

— На Воздвиженку? В «Журнал крестьянской молодежи»? Вон трамвай подошел!

Но едва Сережа ступил на площадь, как раздался пронзительный свист. Вежливый милиционер вдруг страшно рассердился.

— До перехода дойди! Эй, ты, парень с тетрадкой!..

В трамвае Сережа увидел свободное место у раскрытого окна и, высунувшись, жадно глядел на дома-великаны, зеркальные окна, вывески, афиши с метровыми буквами. Пожилая кондукторша, улыбаясь, взяла его за вихор и певучим московским говорком сказала:

— Не жалко, парень, если голову оторвет? Не высовывайся!

И снова за окнами бежали дома, красавицы липы, чугунные решетки бульваров. А рядом с трамваем и, обгоняя его, мчались машины.

Вот показалось что-то знакомое: красные башни, зубчатые стены. Радостно вздрогнуло сердце. Кремль!.. Сколько раз он видел его в книгах, газетах!

Взволнованный, он вышел из вагона, как только трамвай остановился. Кремль был совсем близко. Яркое солнце заливало светом золоченые купола Ивана Великого, крыши дворцов и колокольни. Он медленно шел возле кремлевских стен, с трепетным сердцем ступил на Красную площадь и, не замечая разгуливающих под ногами голубей, приблизился к деревянному Мавзолею Ленина.

Сереже казалось, что он когда-то уже был здесь, видел Спасскую башню с часами и Мавзолей. Видел не на картинках, а как сейчас, собственными глазами. Только давно, не мог вспомнить, когда.

В Мавзолей доступа не было. Сережа постоял возле него, потрогал ладонью ветви серебристых елей и долго бродил возле высоких каменных стен. Потом спустился к Москве-реке, прошел по набережной и снова вернулся к Спасской башне.

Затейливые купола Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому и даже маленький садик с кустами сирени тоже показались ему знакомыми, и он опять старался вспомнить, когда видел все это.

Откуда было знать юноше, что не ему одному, а многим, может быть, каждому русскому сердцу чудится здесь незабываемое, знакомое, родное!..

КТО УЧИЛ СЕРЕЖУ ПЕДАГОГИКЕ

В том же поезде, который вез Сережу в Москву, ехал Назар Назарович. Он обжаловал увольнение в губоно, но там ему отказали, и вот сейчас Скворечня вез в Наркомпрос новую, еще более объемистую жалобу на Бородина, Клавдию Ивановну, на местные и губернские власти — на всех вместе.

Вагон раскачивало, на остановках угрюмый пассажир стукался головой о дощатую переборку купе. Вот такими же рывками и толчками казалась ему вся прожитая жизнь.

…Мельник, вытирая клетчатым платком слезящиеся глаза, не раз говорил сыну: «Учись, Назарка, большим человеком станешь. Не будешь, как я, окаянные кули ворочать»… Маленький Назар крепко запомнил отцову заповедь. Он прилежно учился в реальном училище, потом на естественном факультете в университете, а приезжая домой на каникулы, укоризненно глядел на заплывшую жиром мать в засаленном сарафане и переставал узнавать знакомых. «Назарка-то у меня, Назарка! — показывал мужикам пьяненький мельник блестящие пуговицы на форменной тужурке сына. — Министром будет!..»

В последний приезд, когда студент заканчивал университет, его выбежала встречать вместе с домашними новая работница Дуня, смуглая девчонка лет семнадцати со смешливыми глазами и ямочкой на пухлом подбородке. Студент приметил круглые плечи девушки, маленькие груди, чуть приподнявшие ситцевую кофточку, загорелые руки, которыми она легко подхватила чемодан и, поцеловав отца с матерью, поцеловал и работницу. Она вспыхнула и убежала. Он рассказывал Дуне о городе, магазинах, цирке, театре, вместе они собирали в саду малину. Дня через три он услышал, как мать ночью шептала отцу на кровати: «Назар-то наш от Дуньки не отходит, воду за нее с реки носит, а она, бесстыжая, с пустым коромыслом идет. Закрутит она ему голову». — «Пустяки! — промычал отец. — На что ученому Дунька?»

Все в это лето было хорошо: и погода стояла чудесная, и окуни в пруду брали отлично, земляники и грибов уродилось множество, но в конце каникул произошла небольшая неприятность.

Как-то после вечерней зари студент возвращался домой с удочками. На плотине его неожиданно остановил засыпка Савося, дюжий парень, про которого говорили, «играет мешками, как мячиками».

— Минуточку!..

Назар подумал, парню надо закурить, щелкнул портсигаром, но Савося усмехнулся и положил чугунную руку рыбаку на плечо.

— Дело к тебе, хозяйский сын!.. Плавать умеешь?

— Как плавать? Зачем плавать?..

— Затем! — строго сказал засыпка. — К Дуне подкатываешься, а этот кусок мой. Не пришлось бы, Назар Назарович, искупаться.

Спасовать перед каким-то засыпкой было просто неприлично.

— А тебе какое дело? Что за угрозы!

Тогда Савося легонько двинул рыбака плечом, и тот вместе с удочками, сачком и ведерком полетел в воду. Бедный студент захлебывался, пуская пузыри.

— Спасите!.. На помощь!..

— Тут не глыбко, не утонешь! — сплюнул через плечо засыпка и пошел вразвалку на мельницу.

Вымокшего, перепачканного грязью Назара встретила на крыльце Дуня и схватилась руками за голову.