У обугленного кострища, рядом с опрокинутым казаном, валялась желтая игрушечная лошадка с оторванной ногой.
Фрикко вздохнул и перекрестился.
- Эй! Есть кто живой? - на всякий случай прокричал он, впрочем, не ожидая отклика.
Ответом была тишина. Живых в таборе не осталось. Лишь один Пумпер вдумчиво продолжал объедать куст чертополоха.
- Что бы здесь не произошло, - пробормотал аббат, стараясь проскочить страшное место быстрее, - меня это больше не касается.
Вернувшись назад, аббат сильно пожалел, что впопыхах не прихватил секиру.
У холмика, где нашел последний приют незадачливый Бешта, утколицый бормотал монотонно заупокойную молитву. А вот Карл шипел под нос ругательства и зло косился на неподвижную Мими. При этом он торопливо вытаскивал осиновый кол из груди висельника. Труп задубел и кол приходилось расшатывать.
Карие глаза аббата опасно сощурились: схватив первый попавшийся увесистый дрючок, он стал осторожно подбираться к Карлу. Воспользовавшись моментом, Пумпер вернулся к прерванной трапезе, а Фрикко с силой опустил палку на голову послушника - тот захрипел и тяжело грохнулся наземь. На звук обернулся Гюнтер:
- Стой! Ты что делаешь?! - подхватился он, брызгая слюной. - Безбожник!
- Она вам жизни спасла! - процедил Фрикко и покрепче перехватил палку, - и вот ваша благодарность?
- Да разве ты не видишь, что такое делать может лишь демон? Причем высший демон! - взревел Гюнтер. - Фрикко, остановись! Она тебя околдовала...
- Мими - не демон! - скрипнул зубами аббат. - Не демон! Она просто потерялась. Убить ее я не дам.
- Умрун должен сдохнуть! - побагровел Гюнтер и, схватив оброненный Карлом осиновый кол, бросился на Мими.
- Сам сдохни! - воскликнул аббат, опуская палку на голову утколицего.
Глаза того закатились, и Гюнтер упал.
- Вот так вот. Теперь у вас будет время посидеть тут и подумать, - аббат тяжело дышал, чувствуя, как сердце бухается где-то в горле; глубоко вздохнув, он привязал оглушенных Гюнтера и Карла к дубу, на котором все это время безмятежно болтался повешенный, - втроем вам будет веселей.
Затем, водрузил Мими на Пумпера, подобрал куклу и уехал по лесной дороге.
Солнце клонилось к горизонту, и аббат нашел в себе силы порадоваться, что этот мерзопакостный день, наконец, закончился.
Солнце почти укрылось за горизонтом, напоследок обозначив границу с небом узенькой полоской рыжего цвета. Дневные птицы угомонились, а в дебрях заухал филин. Запахло сыростью. Где-то рядом притаился вышедший на ночную охоту хищник - ветерок доносил его кисловатый мускусный запах, который не перебивали даже пряные ароматы ночных цветов. Избушка была крепенькая, ладная. Скорее и не избушка даже, а заимка охотников. Потому как заботливо была укреплена от лесного зверья.
- Вишь, повезло как... - порадовался аббат и привязал Пумпера у ясеня.
Внутри оказался топчан, колченогий стол и лавка. Маленькое окошко почти не пропускало света, зато комарью тут было раздолье. Фрикко нахмурился, вытащил письмо и тщательно залепил им оконце. В комнатушке стало темновато, но гнус больше не лез. Бросив замызганную попону на топчан, Фрикко откромсал краюху серого ноздреватого хлеба, почистил вареное яйцо. Чуть подумал, и втянул упирающегося Пумпера внутрь:
- Не хватало еще, чтобы зверье тебя порвало, - прокомментировал, запирая дверь на засов. С наслаждением скинул башмаки. Устроившись на жестком топчане, принялся без аппетита жевать. Мими пришла в себя и баюкала куклу на лавке.
- Сколько же лет тебе было, девочка? - вздохнул Фрикко и почесал густую щетину на месте обязательной когда-то аббатской тонзуры. - И что с тобой случилось, что ты стала такой?
Мими не ответила. Лавка была для нее высоковата - до пола она не доставала, зато старательно болтала босыми ногами в воздухе. За дорогу кукла окончательно пришла в негодность, грязная пакля клочьями лезла из прорех в животе. Но Мими на такие мелочи внимания не обращала, продолжала меланхолично играть в свою, понятную только ей одной, игру.
- Обувки вон у тебя нет, - ворчливо заметил Фрикко. - Зябко небось босой ходить? Ты холод-то чувствуешь?
Мими вдруг внимательно уставилась на аббата и, помедлив, кивнула.
- Вот доберемся до Зольдера, - пообещал Фрикко, стараясь не показывать удивление и вообще говорить внушительно, - и первым делом справим тебе обувку. Там рынок вроде как должен быть. Я там не был, но брат Антониус говорил, что самый лучший в округе рынок именно в Зольдере. А причин ему не верить у меня нет.
Мими смотрела на аббата, не мигая.
- Купим тебе башмачки, - между тем продолжал мечтать Фрикко, - синие-синие. Как алтарный ковчег, что настоятель Калеподий привез из святой Тридентской Мессы. Мдааа... когда туфельки синие - это нарядно, вот у Люции тоже именно такие были...
Он запнулся на полуслове и быстро взглянул на Мими. Настроение аббата упало, он торопливо убрал остатки трапезы, чуток покряхтел, устраивая утомленное тело на неудобном ложе, завернулся в попону и сходу уснул.