Аббат (СИ)

Ночь только-только разошлась вовсю, как в дверь грохнуло. От неожиданности аббат чуть не свалился с топчана, Мими зашипела, вытянув шею, а Пумпер взревел дурниной. В дверь грохнуло снова.

- А-ну, заткнись! - Фрикко вскочил, натягивая башмаки, от души пнул по дороге Пумпера.

На крыше застучало - кто-то там пробежал. В окне появилась вздутая синюшная рука с длинными когтями. Затем другая. Оскаленная пасть с противным хлюпаньем стала протискиваться внутрь. Цепляясь когтями за оконный проем, она все больше и больше проникала в комнату, обдавая аббата зловонным дыханием. Фрикко ткнул крестом в горящий глаз, потерявшая человеческий вид морда заорала и исчезла. На ее месте тут же возникла другая. В дверь колотили со страшной, все возрастающей силой. Там, снаружи, кто-то ходил, выл, рычал, скребся, стучал и пытался прорваться в комнату. Топот на крыше усилился. Через мгновение уже несколько "гостей" громко стучали, топотали сверху. На голову Фрикко сыпался сор с потолка, в оконце постоянно лезли морды - аббат молился, чтобы изба выдержала. Дверь он подпер утлой мебелью, но надежды было маловато.

А с первыми лучами солнца все стихло. Фрикко вышел во двор. Предрассветный туман мягко окутывал еще сонную землю. На стеблях трав бисером висели капли росы. Загалдели, просыпаясь, птицы. На земле аббат увидел оброненные бусы с колокольчиками. Цыганские.

- Вот, значит, как, - покачал головой Фрикко и принялся седлать Пумпера.

Когда аббат подъехал к табору, солнце уже раззолотило верхушки деревьев. Фрикко соскочил с Пумпера и вытащил из притороченного к седлу мешка заступ. Прошелся по поляне, стараясь не наступать на мертвецов, потыкал лопатой землю. Почва была бурой, спекшейся от крови и очень твердой. Постоял, о чем-то думая, вздохнул и принялся искать место дальше. У заросшей лопухами опушки земля казалась помягче. Фрикко расчистил место, подоткнул рясу, закатал рукава, и принялся копать.

Меж мертвецов бродила, пьяно пошатываясь, Мими. Скалилась, вытягивая тощую шею. Лицо у нее лоснилось и рдело.

Солнце уже поднялось высоко, когда яма, наконец-то, была готова. С хрустом разогнув спину, Фрикко вылез оттуда и начал стаскивать мертвых. Крупные капли пота обильно покрыли лицо, влажно блестели на лбу. Мертвых было слишком много.

Когда братская могила была готова, Фрикко установил сделанный из двух молодых дубков крест и бережно пристроил под ним безногую лошадку. Прочитал краткую заупокойную молитву. Затем, взгромоздился на Пумпера и поспешил прочь от страшного места.

Высоко в небе кружил здоровенный ворон, высматривая что-то там, внизу. Он медленно парил вокруг дуба у вчерашней развилки, держась, однако, на расстоянии. Фрикко пригляделся, но густой дубовый подлесок полностью перекрывал обзор.

Вдруг ворон каркнул, отрывисто и тревожно, и взмыл вверх столь резко, что через миг лишь неприметная точка напоминала о его присутствии.

Странно.

Аббат выехал к дубу, где давеча оставил утколицего с длинноносым послушником. В лицо вновь пахнуло смрадом разлагающейся плоти и почему-то увядающими пионами. Запах последних был столь крепок и тошнотворен, так пьяняще обволакивал, что даже привыкший ко всему Фрикко поморщился, но открывшееся зрелище мигом заставило забыть и о странном запахе, и о вороне: Гюнтер и Карл сидели, но совсем не так, как аббат оставил их вчера - они были развязаны и намертво вцепились друг в друга. Верхняя часть груди утколицего была разворочена. Сквозь зияющую дыру в глотке тяжко выталкивалась черная тягучая кровь. У Карла верхней части лица не было, глазное яблоко, мелко-мелко дергаясь, повисло на нитке. Рядом кроваво пузырились рыхлые ошметки послушника Бешты. Они срослись, но неравномерно, неправильно, многих кусков не хватало, а кожи так и вовсе не было. Поэтому Бешта на того Бешту походил мало, и о том, что это рыжий экс-послушник, Фрикко больше догадался, чем увидел.

Между тем запах пионов становился все резче, и аббат громко чихнул. Гюнтер оторвался от глотки Карла и поднял на аббата мутные белесые глаза, разевая окровавленный беззубый рот в немом крике, словно выброшенная на берег рыба.

А вот висельника нигде не было.

Пришлось слезать с Пумпера и идти искать: аббат заглянул даже в кусты, понимая, что все это тщетно, но висельника так и не нашел. Зато весь нацеплялся репьми. Досадуя, Фрикко принялся отдирать колючки с рясы, как вдруг сбоку раздался рев Пумпера, больше похожий на протяжный истерический всхлип. Аббат пробкой выскочил из кустов и кинулся к ослу, который отбивался от того, чем теперь стал Бешта.

Мими, бросив куклу, наблюдала за схваткой, как показалось аббату, с интересом. На помощь она, при этом, отнюдь не спешила.

Подволакивая заднюю культю, Бешта медленно, но неотвратимо, полз на Пумпера. Пальцы рыжего экс-послушника приросли почему-то к лицу и извивались, как змеи. Багровые, лишенные кожи змеи. Раззявленный рот с острыми зубами оказался на животе, а обе синюшные руки срослись и превратились в одну, зато очень длинную. И этой длинной рукой Бешта теперь пытался достать орущего с перепугу Пумпера.