Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла

Театр он почему-то не любил, и мне потребовалось немало усилий, чтобы преодолеть эту неприязнь. Как-то вечером я уговорил его пойти на «Школу злословия»[849]. В конце спектакля, сравнив сцены, в которых Чарлз Сэрфейс был навеселе, со сценой из четвертого акта, где зритель вновь возвращается в библиотеку Джозефа, Шелли заметил: «Идея комедии ясна: увязать добродетель с бутылками и стаканами, а порок — с книгами». Мне стоило немалого труда уговорить его досидеть до конца. Он часто говорил о «губительном и извращенном духе комедии». Думаю, что на комедии он после этого больше не ходил. Вместе с тем я хорошо помню, с каким интересом он наблюдал за игрой мисс О'Нийл, исполнявшей роль Бьянки в «Фацио»[850]. Уверен, что Шелли имел в виду именно ее, когда писал образ Беатриче в «Ченчи».

Во время сезона 1817 года я уговорил его пойти со мной в оперу. Давали «Don Giovanni»[851]. Перед началом он спросил, что это — комедия или трагедия. Я ответил: и то, и другое, но все же скорее комедия, чем трагедия. После убийства Командора Шелли сказал: «И это вы называете комедией?» Но постепенно музыка и действие захватили его. Я спросил, что он думает об Амброгетти. «По-моему, — ответил Шелли, — он ничем не лучше персонажа, которого играет». За оперой последовал балет, в котором главной danseuse[852] была мадемуазель Милани. Он остался от нее в восторге и сказал, что и представить себе не мог такой грациозности. Впечатление о ней сохранилось у него надолго, ибо спустя несколько лет в письме из Милана[853] он писал мне: «Мадемуазель Миланй у них тут нет».

С тех пор и вплоть до того времени, когда он окончательно покинул Англию, Шелли не пропускал ни одного представления итальянской оперы. Он восхищался музыкой Моцарта, особенно в опере «Nozze di Figaro»[854], которая несколько раз игралась в начале 1818 года.

Не помню, чтобы ему нравились спектакли английского театра, кроме разве что «Фацио». Впрочем, если мне не изменяет память, он и был-то всего на двух вышеупомянутых представлениях. Он так и не полюбил комедию, несмотря на все мои доводы. Однажды — как великолепный пример поэтичности и богатой образности комедии — я прочел ему монолог Мигеля Переса из пьесы «Женись и управляй женой»[855], который тот произносит в своем убогом жилище. Когда я дошел до пассажа:

Хозяйка наша, старая карга,
От духоты и голода иссохла
И день-деньской у очага сидит
(А весь очаг — три кирпича негодных.
Устойчивых, как карточный домишко),
С Сивиллой, дымом прокопченной, схожа.
Есть у нее служанка, но у той
Вид чудища, хотя она и девка:
Грязь и жара, что здесь царит, все тело
Ей скорлупой покрыли, как орех.
Бормочут обе, укают, как жабы,
Иль завывают, как сквозняк в щели[856]

. —

он сказал: «И это вы называете комедией! Сначала общество доводит этих бедняг до ужасающей нищеты, так что они и на людей становятся непохожи, а потом, вместо того чтобы относиться к ним как к существам, достойным глубочайшего сожаления, мы выставляем их на посмешище, словно чудовищных уродов». «Но признайте хотя бы красоту слога», — сказал я ему. «Пожалуй, — согласился он. — Однако, если чувство извращено, то чем слог выразительнее, тем хуже».

Как уже говорилось в начале, до тех пор пока не будут напечатаны третий и четвертый тома воспоминаний мистера Хогга, я не стану касаться событий, предшествовавших разрыву Шелли с первой женой, равно как и обстоятельств, непосредственно с этим разрывом связанных.

Замечу лишь, что история ухода Шелли от первой жены, как никакая другая, доказывает удивительную прозорливость наблюдения Пейн Найта, который писал: «Тот самый брак, которым кончается комедия, может явиться началом трагедии»[857].

ЧАСТЬ II

Y Gwir yn erbyn y Byd.

Истина против мира.

Афоризм бардов

Поскольку третий и четвертый тома мистера Хогга так и не появились в печати, а сэр Перси и леди Шелли сами воспользовались материалами, которые они в свое время предоставили мистеру Хоггу; поскольку леди Шелли, взяв за основу те факты биографии поэта, какие сочла нужными, и литературно их обработав, выпустила книгу собственных воспоминаний[858], мне кажется, что теперь я располагаю всеми необходимыми данными для завершения собственных мемуаров, которые явятся своего рода отправной точкой для последующих авторов, если таковые сочтут возможным обратиться к моим запискам.

В предисловии к своей книге леди Шелли пишет: