Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла

— Совершенно вас понимаю; но в мире есть и много доброго. Больше доброго, нежели злого, я в этом убежден.

Они непременно углубились бы в обсуждение предмета, когда бы часы не прозвонили им на второй завтрак.

К вечеру того дня молодая красавица уже вполне оправилась и смогла присоединиться к собравшейся в гостиной небольшой компании, включавшей, как и прежде, мистера Принса, мистера Грилла, доктора Беллоида и преподобного отца Опимиана. Ей представили мистера Принса. Она расточала хвалы нежной заботливости сестер и выразила желание послушать их музыку. Желание ее было тотчас удовлетворено. Она слушала с удовольствием и, хотя еще и не вполне окрепла, не удержалась и стала подпевать, когда пели гимн святой Катарине.

Но вот они ушли, и она тоже откланялась.

Преподобный отец Опимиан:

— Полагаю, древние латинские слова эти — подлинные монашеские стихи, такими они кажутся.

Мистер Принс:

— Да. И положены на старую музыку.

Доктор Беллоид:

— Что-то в этом гимне весьма возвышает и трогает душу. Неудивительно, что в наш век, когда музыку и поэзию ценят выше других искусств, мы все более склонны восхищаться старинными формами культа католического. Пристрастие к старой религии ныне объясняется не столько убеждением, сколько поэтическим чувством; оно рождает приверженцев; но новоиспеченная эта набожность весьма отлична от того, что по внешности она напоминает.

Преподобный отец Опимиан:

— Это, как нередко имел я случай заметить и как подтвердит мой юный друг, одна из форм любви к идеальной красоте, которая, не будучи сама по себе религией, впечатляет живое воображение и часто бывает похожа на подлинную веру.

Мистер Принс:

— Одним из правоверных приверженцев церкви был английский поэт, который пел Пречистой Деве:

Твой образ стал земным. Но каждый перед ним,
Заблудший, не забыт, лишь преклонит колени
Пред лучезарной Силой — нет в ней даже тени.
Все, что вошло в Тебя, все обрело покой:
И матери любовь с девичьей чистотой,
И дух и плоть, и горнее с земным[275]

[276].

Преподобный отец Опимиан:

— Да, мой юный друг, любовь к идеальной красоте оказала на вас влияние благословенное, и не важно, много ли в вашем взгляде на нее истинной церковности.

И на том господа пожелали друг другу покойной ночи.

ГЛАВА XII ЛЕСНОЙ ДОЛ. ВЛАСТЬ ЛЮБВИ. ЛОТЕРЕЯ БРАКА

Τί δεῖ γὰρ ὄντα θνητόν, ίκετεύω, ποιεἰν,

Πλὴν ἠδέως ζῆν τὸν βίον καθ᾽ ημέραν,

Ἐὰν ἔχη τις ὁπόθεν . . . . . . . . . . . . .

Ἔσται . . .

Какая доля смертному сладка?

Дни, ночи в наслажденьях проводить?

Что лучше? Быстротечна жизнь —

Ты завтрашнему дню не доверяй[277].

Филетер

Наутро мистер Принс был совершенно убежден, что мисс Грилл еще недостаточно оправилась, чтобы пуститься в дорогу. Никто не стал опровергать его; все извлекали много удовольствия от приятного общества и всем, включая и юную леди, вовсе не хотелось никуда трогаться. В тот день мисс Грилл уже вышла к обеду, а на другой день и к завтраку, вечером пела вместе с сестрами — словом, она окончательно выздоровела; однако же мистер Принс по-прежнему настаивал на том, что путешествие домой может быть для нее губительно. Когда же этот довод не помог, он продолжал упрашивать новых друзей повременить с отъездом; и так прошло немало дней. Наконец мистер Грилл объявил, что ехать пора и даже необходимо, ибо он сам ожидает гостей. Он просил мистера Принса быть к ним непременно, тот сердечно благодарил и дал слово, да и комедия Аристофанова тем временем заметно продвинулась.

Проводив гостей, мистер Принс поднялся к себе в библиотеку. Одну за другой снимал он с полок книги, но, против обыкновения, никак не мог сосредоточиться; он полистал Гомера и почитал о Цирцее; взял Боярда и почитал о Моргане и Фалерине и Драгонтине[278]; взял Тасса и почитал об Армиде[279]. Об Альцине Ариостовой читать ему не захотелось[280], ибо превращение ее в старуху разом развеивает все чары ранее обрисованной картины. Он более задерживался на чаровницах, остававшихся прекрасными. Но и те не могли толком его занять, мысли его разбегались и скоро устремлялись к еще более пленительной действительности.

Он поднялся к себе в спальню и стал размышлять об идеальной красоте в изображениях святой Катарины. Но невольно подумал, что идеальное может встретиться и в жизни (он знал по крайней мере одно тому доказательство), и побрел в гостиную. Там сидел он, предаваясь мечтам, покуда две его камеристки не принесли второй завтрак. При виде них он улыбнулся и сел за стол как ни в чем не бывало. А потом взял трость, кликнул пса и отправился в лес.