Абджед, хевез, хютти...: Роман приключений

Восток порозовел, и из-за синих вершин брызнули красные утренние лучи. Сережа зевнул в последний раз — спать ему больше не хотелось. Закутавшись в прожженные остатки рыжего пальто, служившего ему одеялом, он вышел из палатки. Еще никогда раньше восход солнца не был так великолепен. Комически чудовищные фигуры гор, казалось, радостно кривлялись; солнечные лучи проходили сквозь прорехи в облаках, как узкие прожекторы. Когда цвет горных лесов перешел из фиолетового в ярко-зеленый, настало настоящее утро. Прямо против привала, шагах в пятидесяти, сверкала тонкая, как лезвие ножа, горная речушка. Сережа сбросил плед и весело побежал к воде. Через несколько минут он уже освежил лицо, напился и, насвистывая одну из бесчисленных песенок Арта Броунинга, пошел побродить в горы. Здесь утренний ветер успел смести с лица земли следы «космического» ночного настроения. Над влажными кустами диковинных трав кружились осы и какие-то толстые пестрые бабочки. Пахло шалфеем, как в Белоруссии, и ванилью, как в Крыму. Отвесные стены чешуйчатого строения поросли оливковыми лишаями. Сережа подошел к одной из таких стен, чтобы оторвать листик хрупкой горной породы, похожей на жженую бумагу. У самого отвеса он поскользнулся, выругался и посмотрел себе под ноги: в серо-зеленой траве блестела серо-зеленая с золотом ящерица. Сережа с опаской прикоснулся к ней; потом поднял, удивляясь неподвижности и ледяному холоду скользкого тельца. Постепенно до Сережиного сознания дошло, что у ящерицы крошечные человеческие ноги в золотых сандалиях и хорошенькая, как у парикмахерских манекенов, головка в зеленой чалме; прекрасные руки были по-монашески сложены на груди, прозрачный халат кончался на подоле золотой вышивкой. Ящерица изображала красивого мусульманина, сделанного из светлого нефрита и приправленного, вероятно, яшмой. Другими словами, это была драгоценная и художественная статуэтка. Едва Сережа уяснил себе все это, как над его ухом раздался восторженный крик. Борис, вышедший на прогулку по следам товарища, глядел через его плечо округлившимися глазами.

Глава десятая НАПАДЕНИЕ

Шумное обсуждение находки заняло все утро. Менее всех принял участие в общем гаме Сережа. Совершенно подавленный открывшимися перспективами, он был глубоко уверен, что любой московский профессор-востоковед только посмеялся бы над безумно жестикулировавшим Борисом и торжественно смущенным Броунингом. Хмуря брови, Сергей мучительно перебирал забытые термины из истории искусств, но ничего, кроме персидской миниатюры, не нашел, а нефритовый мусульманин очень мало походил на персидскую миниатюру. Столь же неуместно было напоминание Броунинга о том, что из подобного материала делаются иногда микроскопические китайские идолы. Козодоевский ораторствовал об античном искусстве, Александре Македонском и мистическом ордене тамплиеров. Предположения, одно другого нелепее, сыпались, как из рога изобилия. Джелал и Галочка с восторгом разглядывали статуэтку, которую Борис не выпускал из рук. Броунинг отозвал Сергея в сторону.

— Послушайте, Седжи, вы помните ночной разговор? Вы, кажется, говорили о том, что здесь живет некультурный народ, и плакались на это. Вы видели этого нефритового человека? Пари на мою голову, что европейским мастерам и не снилась такая работа. Здесь культура выше европейской — вы сегодня убедились в этом!

Броунинг продолжал другим, менее торжественным тоном:

— Мне пришла в голову интересная мысль. В моем бумажнике, вернее, в бумажнике покойного геолога, хранится большая сумма денег. Нам во что бы то ни стало надо добраться до населенного пункта и достать все необходимое для маленькой, но хорошей экспедиции. Афганские купцы знают цену английским фунтам. А так мы ходим напрасно и ничего не видим. Мерзнуть по ночам мне, признаться, надоело. Я думаю, вы согласитесь.

Щеглов молчал. Его рассеивали самые разнообразные мысли: он опоздает в Москву, с экспедицией он проваландается очень долго, да и пользы от этой экспедиции, как с козла молока. Для науки они вряд ли найдут что-нибудь новое, а если и найдут, то не догадаются использовать. Заниматься приключенческой жизнью пристало во время отпуска, а сейчас не мешало бы и назад. Перед его глазами промелькнули знакомые лица товарищей по ячейке.

Вдруг раздался крик Козодоевского. Сережа и Арт быстро обернулись. Борис стоял с выпученными глазами и бессмысленно повторял какое-то мусульманское слово. Как-то боком он подошел к Броунингу и спросил по-английски:

— Вы знаете персидский, или арабский, или турецкий? Вы умеете читать?

— Да. На родине, в Индии, я занимался этим. А в чем дело?

Дрожащими руками Борис протянул лейтенанту статуэтку.

— Посмотрите на этот зеленый халат. Его подол расшит узором, но этот узор составляют арабские слова.

Броунинг внимательно вгляделся и увидел тонкий золотой орнамент, образовавший буквы:

— Абджед хевез хютти…

— Келемен сефез керешет… — захлебываясь подхватил Козодоевский. — Знаю, знаю!

Сережа вспомнил вдруг старого попа в забытой украинской деревушке.