Усевшись верхом поудобнее, Борис повторил на сей раз по возможности более властным тоном:
— Спасайтесь, я вам говорю. Спасайтесь сию минуту! Вперед!
Джонни вспомнил о своем неоплатном долге лейтенанту, но тут же сообразил, что сейчас является только ненужной помехой. Последние сомнения всадников рассеял Сергей, стоявший уже немного впереди Броунинга; он крикнул слегка охрипшим голосом:
— Борька, лети за помощью в Серез, скотинка! Не сходя с места!
Уикли понял интонацию, название кишлака и тронул поводья. Лошадь помчалась на север. Для басмачей это было сигналом. Презрительно оставив Броунинга и Щеглова без присмотра, они ринулись вдогонку всадникам. Арт и Сергей, дав пару выстрелов в тыл басмачам, пустились следом, в единственной надежде отвлечь внимание погони от беглецов. Восточные разбойники способны догнать пешком быстрейшую дичь, но эти, видимо, не хотели даром терять энергию и пустили в ход ременную стреногу — метательный прибор, состоящий из тонкого длинного ремня с грузом на обоих концах. Стренога со свистом развернулась в воздухе и прочно обвилась вокруг ног коня. Всадники перекувырнулись и зарылись в земле. Когда басмачи, хохоча и улюлюкая, перевели их на старое место, лейтенант и Сергей, не желавшие терять из виду товарищей и наивно спрятавшиеся в ближайших скалах, вышли из-под прикрытия. Самый внушительный из басмачей — дюжий мужчина в чалме оскалил длинные желтые зубы и произнес со свирепой доброжелательностью:
— Салём алейкум.
Потом он сделал небрежный знак своим. Через пару минут руки путешественников были связаны неизвестно откуда взявшимися веревками.
Глава одиннадцатая
ПЛЕН
Нельзя сказать, чтобы козья прогулка привела экспедицию в благодушное настроение. Сережа и Броунинг ожесточенно чертыхались. Охромевший Козодоевский искоса оглядывал басмачей, стараясь усмотреть их намерения. Уикли, безучастный ко всему, шел вперед за мелькающей красной фигурой; он перестал удивляться чему бы то ни было с тех пор, как попал за границу. Дюжие басмачи шли скопом, удивительно легко карабкаясь по еле заметным выступам в скалах и помогая взбираться пленникам: у последних все еще были связаны руки. Дорога становилась трудней. Броунинг и Сережа перестали браниться, изредка перебрасываясь отрывистыми фразами; Борис пыхтел и отдувался; Уикли казалось, что пути нет конца. У заворота одной из скал идущий впереди остановился. Идущий в хвосте что-то крикнул, и над головами путешественников свистнула веревка. Сережа вздрогнул, — по рассказам о зверствах басмачей он знал, что церемониться не будут: сперва дочиста ограбят, а потом скинут со скалы — и поминай, как звали. Англичане, обменявшись тоскливыми взглядами, придвинулись поближе друг к другу.
«Где Джелал? — вдруг вспомнил Сережа, не терявший еще нелепой надежды на освобождение. — Может быть, он поможет», — но здравый смысл опроверг надежду. Юноша поднял глаза и увидел приближающийся к нему красный халат с веревкой в руке. Козодоевский истерически заплакал; басмачи удивленно переглянулись и весело залопотали. Не успел Сережа оглянуться, как был туго перетянут тонкой веревкой поперек живота. На оставшийся конец навязали Броунинга, Козодоевского и Уикли и потащили вперед за заворот скалы. Броунинг поглядел налево и содрогнулся. Внизу торчали острые пики скал и гремел горный поток. Впереди лежала небольшая квадратная площадка, где пленников выстроили гуськом; дальше пришлось идти, тесно прижимаясь к скале, горячей от солнца. За площадкой и эта дорожка прекратилась. Камни то и дело срывались из-под ног. Пленниками овладел новый страх. Несмотря на догадку, что веревка понадобилась скорей для сохранения жизни, чем для убийства, они не надеялись попасть даже туда, куда их волокли басмачи. Переходить горы, застревать на перевалах, осторожно переступать по узким тропинкам — все это было уже знакомо Сергею и Борису, но теперешнее испытание превосходило весь опыт. Со стороны казалось, что пробраться по этому карнизу немыслимо, однако дрожащие ноги находили в осыпающейся почве невидимую для глаза опору. Басмачи перестали напевать.
Хождение по таким неусовершенствованным дорогам требует присутствия духа и крепких нервов. Узкая горная тропинка иногда совсем пропадает, и, только подойдя поближе, увидишь хрупкий наклонный карниз, усеянный мелким щебнем. Внизу зияет глубокая пропасть, дымящаяся от водяных брызг. Вечером, когда остывает воздух, по каменистым уступам сползают сырые облака, и узенькая тропинка становится скользкой и непроходимой.
Все шли молча. Иногда из-под оступившейся ноги вылетал камень; у неосторожного путника вырывался острый крик, подтягивавший остальных. Уикли совершенно изнемог от усталости. Связанные руки мешали ему опираться о выемки в скале; желая передохнуть хоть минуту, он прислонился к одной из этих скал, но веревка тянула его вперед.
— Главное — спокойствие, — говорил Сергей Козодоевскому, — подтянись, Борис, ты бледен, как мертвец! Я думаю, что мы, в конце концов, останемся живы.