В пятнадцать часов мы вновь собрались в доме миссионера вокруг радиопередатчика. На этот раз слышимость была лучше, но нам не так легко было добиться, чтобы нас как следует поняли. Дарвин уже разговаривал с Оэнпелли и получил оттуда несколько искаженную версию того, что мы успели передать в Оэнпелли. О судне ничего не было известно, после того как оно вышло из Оэнпелли. Правда, с маяка в Кейп-Дон видели одно судно, возможно, это было то, которое мы разыскиваем. Тогда Маунтфорд попросил, чтобы с авиационной станции выслали воздушный патруль вдоль берега — поискать судно — и направили нам в Лагуну Литла летающую лодку с запасными частями для радиопередатчика и провиант. Радист в Дарвине обещал передать нашу просьбу на летную станцию и сообщить нам ответ в двадцать один час. Снова мучительное ожидание!
Вечером, вскоре после захода солнца, туземцы устроили перед зданием миссии концерт для мертворожденного ребенка. Церемонии при погребении младенцев и стариков не очень интересны с точки зрения искусства. Аборигены верят в то, что дух умершего ребенка не возвращается в страну мертвых, находящуюся на небе над тотемической областью умершего, но остается связан с землей, чтобы снова возродиться со следующим ребенком, которого родит его мать. Мне уже приходилось в различное время слышать эту своеобразную музыку бамбуковых труб и сопровождавшие ее песни. Но Маунт-форда и Суини они очень заинтересовали. Я был поражен тем, что аборигены все еще совершают свои погребальные церемонии, и тем, что миссионер допускал это языческое представление, хотя сам он в нем не участвовал. Танцев не было.
В двадцать один час нам вновь не повезло, мы никак не могли связаться с Дарвином, хотя погода улучшилась и не было атмосферных помех. На следующее утро нам сказали, что на поиски нашего судна отправлен воздушный патруль, но от него пока еще не поступало известий и что на следующий день в миссию прилетит самолет-амфибия, который сможет вдобавок к своему грузу, состоящему из продуктов и запасных частей для нашего радиопередатчика, взять двоих пассажиров. В связи с этим было решено, что на следующее утро я отправлюсь с туземцами пешком обратно в Умба-Кумбу, а Маунтфорд и Суини полетят самолетом.
Итак, остаток дня я мог использовать, как мне заблагорассудится. Я отправился в лагерь аборигенов, чтобы узнать от Банью, что он хотел мне показать. Он усадил меня, и пока мы с ним вдвоем курили одну сигарету, пришли Калиова и старый Баранбу. Все трое считались старейшинами племени, хотя, по нашим понятиям, они были еще не стары, им было тогда пятьдесять шесть, пятьдесят семь и сорок восемь лет. Они знали, что меня интересуют все стороны их жизни. На этот раз они сказали, что хотят показать мне одно из своих ритуальных мест в буше. И снова они настаивали на том, чтобы я ни в коем случае не рассказывал об этом миссионеру.
Когда я попросил сказать, куда они собираются меня вести, мне ответили на пиджин-инглиш[19]
. «Совсем близко», что могло означать любое расстояние — от сотни метров до сорока километров. Так как противоположное этому «далеко отсюда» может означать те же расстояния, ясности от такого ответа у меня не прибавилось. Они явно не торопились — может быть, чтобы подольше попользоваться моим табаком: прежде чем тронуться в путь, мы выкурили еще одну сигарету. Тропка сильно извивалась, но в основном шла параллельно реке Ангургве, один или два раза мы даже видели ее. По-видимому, по прямой до миссии было не более двух километров, но мы прошли три или три с половиной километра, пока не вышли на круглую полянку примерно тридцати метров в диаметре. На одной стороне поляны стояли три хижины из сучьев.Такое место для церемоний с подобными хижинами я уже видел на северо-западе острова, когда работал там в 1941 году. По сообщению этнографа Тиндейла, который был на острове в 1921 году, в каждой из хижин было закопано по раскрашенной деревянной палке. Ими пользовались при исполнении тотемистических обрядов, целью которых было увеличить количество продовольствия. Тогда я не смог проверить, что находится в хижинах, и подтвердить сообщение Тиндейла. Поэтому теперь я загорелся желанием узнать, есть ли такие палки в этих хижинах, и посмотреть на них.
Мне не пришлось никого ни о чем просить, так как один из сопровождавших нас молодых туземцев начал копать землю в хижине и откопал три палки описанного Тиндейлом типа. На них еще сохранились следы раскраски охрой и глиной. Всего туземец выкопал девять палок; многие были сильно изъедены термитами. На концах некоторых палок я увидел грубо вырезанные головы и лица — это было нечто новое. Особенно меня заинтересовала одна палка, сделанная в форме змеи; на ней была изображена извивающаяся змея. Это была символическая «радуга-змея», в которую верили многие австралийские племена.