Аборигены, кенгуру и лайнеры

С 1930 года Алис-Спрингс стал процветающим центром животноводства. Эта местность была заселена только в середине шестидесятых годов прошлого столетия. Риск, что скот или шерсть могут не найти спроса, был слишком велик даже и после проведения железнодорожной линии до Уднадатты, поэтому поселений возникло очень мало и расположились они на большом расстоянии одно от другого. Крупные компании, арендовавшие на севере громадные территории, совсем не интересовались или интересовались очень мало этими районами. Здесь селились так называемые маленькие люди, люди с очень незначительным капиталом или вовсе без денег, которые были готовы жить на солонине, чае и пресных, испеченных в золе лепешках лишь бы ощущать удовлетворение от того, что они владеют куском земли или хотя бы арендуют его. Поместья в среднем были размером от полутора тысяч до двух тысяч шестисот квадратных километров. Тогда считали, что это совсем неподходящее место для белой женщины, и поселенцы утешались с туземными «феями». Поэтому в Алис-Спрингсе так много метисов. Но когда железную дорогу довели до Алис-Спрингса, положение скотоводов изменилось буквально за одну ночь. Правда, расходы, связанные с продажей продукции, оставались по-прежнему высокими, но риска практически уже никакого не было. С 1930 по 1950 год количество скота в этом районе выросло в шесть раз, тогда как на всей остальной территории оно не изменилось.

В глубине Северной территории добывают цинк, опалы и золото. Однако основой благосостояния Алис-Спрингса остается скотоводство (хотя в 1962 году, если судить по официальным данным, доход от туристов был выше).

В Алис-Спрингсе проживало много агентов скотоводческих ферм, и я сначала попытался разыскать того, кто представлял интересы Артура Лидла. Первая попытка окончилась неудачей, при второй я узнал, что Артур Лидл, кажется, сам находится в городе и смог бы при возвращении в Ангас-Даунс захватить меня с собой. Меня направили в туристское бюро, а оттуда на дровяной склад по другую сторону каньона Эмили — там я наверняка застану Артура и его брата Мильтона. Этот последний держал такси и торговал дровами — он был одним из крупнейших в городе поставщиков дров. Дрова но-прежнему оставались важнейшим топливом. Но если раньше их было сколько угодно прямо за городом, то теперь, чтобы найти подходящие деревья, Мильтону приходилось ездить за шестьдесят километров. Если же я не встречу Мильтона, сказали мне, я легко узнаю городской дом самого Артура — перед ним сложена целая груда желтых бочек из-под бензина.

Возле дровяного склада туземец резал циркульной пилой стволы эвкалиптового дерева. Белый человек возился с мотором ветхого грузовика, место которому было скорее на свалке, чем в мастерской. С трудом, используя перерывы в работе пилы, я выяснил, что Мильтона ожидают здесь через час. Я спросил человека у грузовика, что он с ним делает.

— Эта старая колымага капризничает, насос перестает работать, когда мотор нагревается. Вот я и хочу устроить так, чтобы бензин поступал прямо из бака под действием силы тяжести.

«Замечательно придумано, — подумал я, — поместить бак с бензином над головой водителя. Мало ли что тут может случиться, да, судя по виду автомобиля, наверное, уже и случалось».

Я попросил показать мне дом Артура Лидла и отправился туда. Он стоял среди тридцати других очень похожих домов. Деревьев и кустов перед домами не было, потому что градостроители Алис-Спрингса, как и все австралийцы, не любят деревьев. Это, по-видимому, следствие той вечной борьбы с могучей силой зарослей, от которых приходится защищать каждое поселение. Все дома поставлены одинаково, так, что их продувает господствующим в этой местности ветром, и отделяются один от другого колючей проволокой. Это современные дома на одну семью, с одной или двумя спальнями, одноэтажные, все окна защищены от мух марлей.

Дверь дома была открыта настежь, мухи этим сейчас же воспользовались и в большом количестве набились в комнату. Я постучался, но никакого ответа. Тогда я обошел дом вокруг и увидел во дворе старую женщину-метиску, которая развешивала выстиранные детские вещи, вероятно, внука или внучки.