Абсолют в моём сердце

Они обнимаются почти постоянно. Иногда он целует её, не скрываясь, не стесняясь многочисленных друзей и знакомых, потому что тоже, очевидно, успел хорошо зарядиться горячительным. Пьют все, и я в том числе.

Примерно в половине первого ночи чувствую, что уже не могу стоять на ногах. Подхожу к Эштону, спрашиваю:

— Где можно отдохнуть?

— На втором этаже есть спальни — выбери любую… Только не master-bedroom, пожалуйста!

— Пожалуйста! — выдыхаю в его лицо свои алкогольные пары.

И никуда не иду. Оскорблена… НЕ место мне в его супружеском… почти супружеском ложе…

Я пьяна, и я продолжаю себя спрашивать: зачем он поцеловал меня тогда в лесу? Не сдержался, просто физически хотел, как наиболее доступное в данный конкретный момент женское тело, или всё же «что-то» есть не только у меня, но и у него тоже, «между нами» то есть…?

Лурдес едва ворочает языком, так же, как и я, на ней весь вечер провисел какой-то очередной бойфренд, показавшийся мне в трезвом состоянии нормальным, но теперь его нет…

— А где твой друг? — спрашиваю.

— А…, - машет рукой. — Все мужики — суки!

— Поссорились, значит… — констатирую, едва выговаривая слова. — Для справки: суками могут быть только женщины, а вот мужчины… КОЗЛАМИ!

Мы синхронно ржём.

— Скажи-ка, сестра…

Лурдес прикрывает рот рукой, затем шёпотом:

— Ты всё ещё девственница?

Если б я была трезвой девственницей, то этот вопрос точно поверг бы меня в замешательство и залил бы моё лицо багровой краской, но я в этот роковой в своей жизни момент — пьяная девственница, а потому смело вываливаю все свои выболевшие внутренности:

— Конечно! Берегу самое ценное для одного человека… Только он … он женится на другой, — я ржу как ненормальная и Лурдес тоже, хотя говорю я совсем не смешные вещи, просто мы слишком много выпили.

— Знаешь, что… — выдавливает сквозь смех сестра.

— Что?

— Меня эта его курица таааак бесит!

— Это не новость, — отвечаю, всё также смеясь. — Меня она вообще выворачивает наизнанку, но… — моё веселье враз рассеивается, — ему наплевать на наше мнение, он ЕЁ любит, а не…

— Хера он её любит! — сестра даже на мгновение протрезвела. — Когда любят не ложатся в постель с другой девушкой… без одежды!

На моё лицо, очевидно, вылился шок, потому что Лурдес решилась на некоторые уточнения:

— Ты думала, я не знаю? Все знают! Все видели, как он лечил тебя!

— Ничего не было… — и я уже сама сомневаюсь.

— Если ты говоришь — я верю, но… это уже не имеет никакого значения, Софи! Вы были в одной постели всю ночь, и на вас обоих не было одежды!

Мне нечего сказать, но зато у сестры много накопилось:

— Вот если бы я была тобой, — и она машет своим указательным пальцем между нами, долго так машет, пытаясь сформулировать свою мысль, — то я бы поступила так, как нужно и удобно МНЕ!

— Что ты имеешь в виду?

— Я бы переспала с ним! Ты хотела, чтобы он был первым? Ну вот и сделай так, чтобы именно это и произошло! Все мужики сволочи! Говорю тебе, ВСЕ! Не жалей никого из них, не жалей!

— Слушай, Лу… Тебе ж всего шестнадцать, а надралась ты как… Ооох!

— Ну, ты же не настучишь отцу, так ведь?

— Не настучу, — соглашаюсь.

— Тогда я тоже не настучу!

— На что? — мои брови взлетают в удивлении.

— На то, что ты сейчас сделаешь.

— А что я сделаю?

Лурдес многозначительно поднимает брови, вытягивая своё лицо:

— Поднимись наверх, займи одну из спален. Он вскоре придёт к тебе. Если ты позволишь ему — он это сделает. Давно уже хочет, поверь, я знаю, что говорю!

— С чего это он вдруг придёт?

— Предоставь это мне, сестрёнка! Всё будет в лучшем виде! Ноги ты побрила?

— Не помню…

— А … не важно, он всё равно вдрызг пьяный…

Не вдрызг, как оказалось.

Эштон вошёл в комнату почти сразу за мной со словами:

— Что с тобой?

И он не выглядел пьяным. Хотя был… Недавно. Совсем недавно.

— Со мной всё в порядке, — отвечаю, и у меня даже получается чётко выговаривать слова. — Даже более, чем…

— Но Лурдес сказала…

— А я её обманула! — хоть и пьянь, а ума хватает не впутывать в эту подлость сестру.

Подхожу, смотрю ему в глаза. Он тоже не отводит взгляда и не уходит — ждёт, что дальше будет. Это придаёт мне уверенности: захотел бы, был бы так уверен в своём выборе — ушёл бы сразу.

Ставлю бокал на пол, у своих ног, затем, почти не шатаясь, делаю ещё один шаг к нему, развязав на шее один единственный шёлковый узел своего голубого платья длиною в пол … И оно бесшумно сползает по моим бёдрам вниз, прямо как в рекламе духов. Этого даже не планировалось — само собой вышло.

В его глазах испуг… или удивление, соперничающее с разочарованием… Но он так и не двигается с места. Всё также стоит.

Я кладу ладони на его грудь, она пылает жаром вечеринки и выпитого, он сам весь словно горит, и снова во мне прибавляется уверенности: мои пальцы расстёгивают одну за другой пуговицы его нежно-розовой рубашки…

На белом персидском ковре этой спальни голубой и розовый… Наши тела — белое и смуглое, так непохожи, но поле вокруг них звенит напряжением, искрится желанием… как мне кажется.