Эмма понимала, что это не совсем рассуждения любящего старшего брата. Но беря в расчёт его нынешнее состояние, она предположила, что, если дойдёт до дела, Кан не исполнит задуманное, потому что сестра сумеет его остановить.
Спустя целый день в промозглом исландском городе Эмма настояла на том, что им нужно найти гостиницу, чтобы передохнуть. У них не было возможности попасть в дом Мортемов без приглашения, несмотря на то, что несколько часов они следили за самой дверью. Генри поставил защиту дома на совесть, ничего не скажешь. Но и изводить себя на холоде в ожидании, что кто-нибудь выйдет на улицу, — просто глупо.
Девидсон долго не соглашался покидать свой «пост», но, в конце концов, женщина уговорила его нанять на ночь тех же Светобоязненных. Зелье она привезла с собой, так что оставалось только найти демонов. Глубокой ночью она всё же вернулась к Кану в сопровождении одного из Тёмных. Странно сказать, но демон был невероятно удивлён, озирался по сторонам и с трудом сдерживал свой восторг. Проведи всю жизнь в полном мраке, а потом впервые выйди на свет, — пусть даже уличных фонарей — это событие всей жизни. Только Девидсон не разделял этого добродушного настроения Эммы. Выдав чёткие инструкции по действиям в случае, если из дома напротив кто-то покажет нос, он пошёл со своей спутницей в ближайший мотель. До восхода солнца оставалось восемь часов, а это значит, на сон можно было потратить только семь, чтобы сменить Светобоязненного.
Кандеон долго не мог уснуть. Он дёргался от каждого шороха, надеясь, что это была вибрация телефона с сообщением, что кто-нибудь покинул дом Мортемов. Но каждый раз он разочарованно возвращался на подушки, осознав, что это только проезжающая машина или хлёст веток по окну.
В его голове пульсировала только одна мысль: он должен забрать её домой. Туда, где её любят и будут оберегать. Туда, где она сможет быть самой собой без ограничений. И эта мысль никак не позволяла Кану расслабиться и провалиться в сон.
Мужчина всё вспоминал и вспоминал своё прошлое.
Как родители принесли малышку в розовом одеяльце. Такую крохотную, что было страшно касаться её.
Вспоминал, как Деми училась ходить. Падала, вставала, снова падала. Но плакала так редко, что казалась просто непробиваемой. Он вспомнил, как гордился ею, когда сестра сделала больше двух шагов.
Вспоминал, как читал ей сказки перед Рождеством. Она, конечно, мало понимала из того, что ей говорят, но Кан тогда на родительской кровати под пледом он чувствовал себя, действительно, счастливым сыном и братом. И он мог бы поклясться, что с тех пор никогда больше не пил такого вкусного какао.
Кан даже дословно вспомнил колыбельную, которую мама пела для Деметрии…
Он вспомнил, как отец тогда, сидя у Кана на постели, смотрел, будто заворожённый на свою жену. И как папа легонько тогда сжал ладонь мальчика, тем самым показывая, что он сейчас счастлив — безусловно счастлив, абсолютно счастлив, — потому что его семья рядом с ним.
Мужчина вспомнил и то, что отец тем самым преподал ему самый важный урок.
Утром, кутаясь в пальто от этого противного влажного исландского ветра, Кан и Эмма подошли к Светобоязненному и опешили от его не терпящего противоречия тона:
— Я абсолютно уверен, что в доме никого нет.
Глава XXVII. Доверие — лишь вопрос веры
Чуть больше суток до этого Деметрия проснулась в спальне в полной темноте. Сначала она даже не сообразила, что случилось, и где она находится.
Всё тело страшно ныло, и она с большим трудом повернула голову в сторону часов. Была почти полночь. Оставалось буквально несколько минут до нового дня. Сперва Деми разозлилась, потому что проспала весь свой день рождения. Но потом воспоминания к ней вернулись…
На ключице давал о себе знать синяк, но Уайт поднялась с кровати. Нужно было промочить горло. Странно, но завтрак от Изы не стоял на тумбочке.
На негнущихся ногах Деми спускалась вниз, крепко держась за перила. Уайт всячески избегала глазами лопнувшие шары и опавшие фото в холле. Но вдруг, проходя мимо, она замерла и подняла снимок:
Кое-как ватными ногами Деми дошла до кухни. Датчики движения среагировали, и она услышала:
— Уайт?