Абстрактный человек

И наблюдение было для него совершенно новым состоянием, ибо раньше он старался не рассмотреть видение, а зарисовать его, совершенно искренне скопировать, что, кстати, составляло для него большое и непередаваемое удовольствие, такое, какое доставляет для живописца писание с натуры. А вот теперь он и рисовать не стал, просто решил присмотреться к происходящим внутри него событиям.

Возможно, ему надоело казаться самому себе некоей игрушкой, вовсе не способной понять, что с ней происходит, возможно, по какой-либо иной причине, но только ему настоятельно захотелось понять, что же с ним все-таки происходит.

— Ну хорошо, — стал он говорить сам себе, — вот ты явилась, этакая финтифлюшка, неизвестно откуда, но что-то ты должна значить, я же вполне нормальный человек, я могу разумно рассуждать о тебе, обо всем, что есть на свете, значит, могу и о тебе рассуждать. Поэтому могу спросить тебя: что ты значишь, откуда приходишь ко мне?

Владимир Глебович стал припоминать иные образы из тех, что он помнил, и прилаживать их к реальной жизни, но, естественно, ничего не получилось. Как только он стал заниматься этим, фигура быстро и суетно исчезла, оставив по себе лишь беглое и быстро к тому же исчезнувшее воспоминание.

Владимир Глебович уже давно заметил, что как только он хочет остановить свои странные впечатления или же видения — уж неизвестно, как их и называть, — то они сразу же исчезают, а он и вспомнить часто не может, что видел только что. Сначала это поражало его, но потом он привык.

Он иной раз и не удивлялся очередному своему видению, не удивился он и на этот раз, решив махнуть попросту на него рукой.

Сейчас он пытался объяснить происходящее скорее в силу инерции, чем из надежды что-то понять, но не мог добиться от себя никакого путного объяснения, но некоторая неожиданность случилась с ним и на этот раз.

Иногда, правда, он все же мог останавливать свои чудесные видения, и это его, конечно, радовало: он чувствовал тут свою значимость перед захватывающими его порой образами, в то время как раньше он этой значимости, естественно, не ощущал, ибо ее и не было, тогда образы попросту распоясались и делали, что им вздумается.

Но после этого опыта последовала новая неожиданность. Владимир Глебович, решив отдохнуть, для того чтобы успокоиться и прийти в себя, ведь манипуляции, которые он проводил, требовали усилий, стал представлять вполне реальные предметы. Он выдумал кувшин — розовый и с цветами, и только показался этот кувшин в его сознании, как — на тебе — исчез, и на его месте очутилась воронка, такая, как от исчезнувшей только что точки. Затем он представил птицу, но вместо нее перед ним возникли совершенно невиданные и непередаваемые фигуры. Так получалось и всякий другой раз, когда он пытался представить себе вполне реальные фигуры. На месте их оказывались нереальные и несуществующие предметы, и не предметы вовсе, скорее ощущения, также настолько необычные и нереальные, что и слов-то для их описания не подберешь. Совершенно абстрактные чувства владели Владимиром Глебовичем, они настолько расстроили его, настолько измотали, что он крепко заснул.

Было уже за полночь. Лес звенел от мороза, пурга кончилась, и вовсю развернулось большим провалом над всей землей и огромным старым дачным сосновым лесом зимнее беспощадное, торжественное небо. Оно смотрело вниз, туда, где под ним в черном дачном поселке так ярко горела в темноте точка — искрящаяся светом крыша майковской дачи.

И если бы нашелся хотя бы один человек, который был бы способен сравнить ту неожиданно рождавшуюся перед глазами нашего героя и заполнявшуюся видениями черную пустоту с этим небесным провалом, он поразился бы неожиданному их сходству. Тучи разошлись, и на небе показалась первая точка. Это была звезда.

Владимир Глебович проснулся поздно, и когда он, еще не умывшись, подошел к стеклу, чтобы выглянуть на улицу, то увидел, что у калитки его сада по колено в снегу стоят двое: мужчина и женщина. Мужчина подошел вплотную к калитке, просунул руку сквозь штакетник, пытаясь нащупать запор.

— Сейчас, сейчас, — крикнул Майков в приоткрытое окно, — иду, подождите, уже иду, осторожнее, там сугробы, — предупреждал он неожиданных гостей.

Глава четвертая

Неожиданные гости

За калиткой стояли Иван Геннадиевич и Екатерина Ивановна. Машину они отпустили еще на шоссе и пробирались до майковской дачи по заснеженным проулкам. Они, видимо, сильно продрогли и, стоя у калитки, постукивали нога о ногу.

Иван Геннадиевич шарил между штакетниками, ища запор, но так и не нашел вообще никакого запора, а между тем калитка не отпиралась, закрытая, как выяснилось, на большой крюк, который замыкал ее с обратной стороны где-то у самого верха, там, где ни один нормальный человек не мог бы предположить его существования.

Болдин уже почти потерял надежду попасть на эту проклятую богом дачу, как вдруг шторка на окне второго этажа дернулась, и в самом окне показалось сонное лицо Майкова. Он тер глаза спросонья и, увидев гостей, приветливо махнул им рукой, дескать сейчас выйду, подождите чуть-чуть.