Abyssus abyssum (СИ)

- Счастье, что они не знали, что вы не любите гранаты, - пробормотал Хуанито, осторожно присаживаясь у ног господина и принимаясь стягивать его сапоги.

- Да уж… - глухо отозвался Чезаре. Нати же при этих словах показалось, что мысль ее пришпорили, будто норовистую лошадь, и эта мысль понеслась вскачь.

- Не факт, что именно вы были целью, ваше высочество, - неожиданно для себя сказала Нати. И замерла от испуга - Борджиа рывком поднялся и сел на кушетке.

- Все вон, - бросил он, схватив девушку за руку и стискивая так, что Нати вскрикнула от боли.

Хуанито почти бегом выбежал из комнаты, за ним не спеша вышел Лисенок.

- Кто? - герцог схватил обе руки Нати в свои. - Кто это сделал? У капитана все признаки отравления. А ел он перед тем вот эти гранаты.

- Я не знаю, кто это сделал, - испуг Нати куда-то исчез. Теперь она твердо смотрела в горящие нечеловеческой яростью глаза Чезаре. - Могу лишь предполагать. Если они выбрали фрукт со столь плотной кожурой, отравить который надо еще постараться, значит, тщательно готовились. И уж привычки ваши должны были изучить первым делом. Как и то, что ваш слуга не принял бы угощение ни от кого, кроме человека короля.

Эль Валентино кивнул.

- Целью был любой, кто зайдет в ваши покои и получит отравленный фрукт из ваших рук.

- Из рук Борджиа, отродья самого дьявола, - отозвался Чезаре. Из него словно выкачали кровь, руки бессильно легли на колени. - Кто бы ни пострадал - слухи расползаются быстро, особенно если им в этом помочь. А уж тем более капитан… кто пойдет за полководцем-отравителем?

- Is fecit cui prodest,(1) - тихо сказала Нати. И осторожно взяла руку сидящего рядом мужчины в свои.

- А ведь ты мне солгала, - так же тихо отозвался Чезаре. Движения Нати он словно не заметил. - Не было никакого отца-еврея, ученого, пострадавшего от Супремы. Не изучают евреи римское право. Скажи мне правду.

Вторая его рука потянулась к щеке Нати, провела по ней, скользнула по губам, подбородку и уверенно легла на горло девушки.

- Скажи… правду, - почти прошептал Чезаре, подвинувшись к ней близко-близко, так что Нати ощутила на виске его дыхание. И ладонь на ее горле чуть заметно сжалась.

- Я не могу это…

- Правду! - Сильная рука стиснула ее горло так, что она едва могла проталкивать в легкие крохотные порции воздуха.

- Вы мне все равно не поверите!.. - отчаянно выхрипнула Нати. Рука чуть разжалась. И повинуясь вперившимся в нее светлым, как раскаленный металл, глазам, Нати начала рассказывать - реальности мешались в ее рассказе, там была и перевернувшаясь на дороге в Памплону повозка, из-под которой ее вытащили, и университет, и Карлос Аранья с его поездкой, и раздвоение сознания, не могущего уяснить для себя, чье же оно в конце концов - бедной танцовщицы-марранки или американского студента-юриста.

- Ну что ж, такое сочинить трудно. Но ты была права, - прервал ее Борджиа, и пальцы его снова стиснулись на ее горле. - Я не верю тебе.

- Макиавелли!.. - в последней отчаянной попытке убедить его Нати почти выкрикнула это имя. - Макиавелли напишет трактат о власти, о методах ее захвата и способах удержать власть…

- Откуда ты можешь это знать? - почти прорычал Чезаре. - Он делился со мной под большим секретом своими идеями, хотел написать “De Principatibus”, “О княжествах”

- Он назовет его “Государь”(2), - ответила Нати. Она вдруг вспомнила почти дословно лекцию по политологии. - Назовет в честь… и в память вашего высочества.

Рука, стискивавшая ее горло, разжалась.

- В память? В память… И когда это будет? - спросил Чезаре одними губами. И Нати поняла, что имеет он в виду совсем не дату издания “Государя”.

- Не знаю, - честно призналась она. - Мы не изучали историю настолько подробно, чтобы заучивать даты таких… - она спохватилась, что это прозвучит грубо и пренебрежительно, - даты таких далеких времен.

- Далеких времен? - усмехнулся Чезаре. Он отпустил ее и, как ни в чем не бывало, улегся на кушетку, вытянув ноги и закинув руки за голову. - И когда же ты все это изучала?

- В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, - пробормотала Нати. Улыбка Чезаре стала шире.

- Стало быть, до времен, когда женщины будут изучать римское право, я все-таки не доживу, - с преувеличенным облегчением сказал он. - И на том спасибо.

- У нас женщин на курсе… не было. - Наконец она сказал это. И рассказала об еще одной стороне своей раздвоенности. Самой глубокой.

Лицо Чезаре вытянулось, он приподнялся было, и Нати снова испугалась за свою жизнь. Но что-то мешало ей вскочить с кушетки и попытаться спастись бегством. Однако Борджиа снова лег все в той же расслабленной позе.

- Чудны дела твои, Господи, - произнес он. - Так вот отчего ты так жестоко мучала моего бедного Хуанито. Он-то весь извелся от тоски по тебе.

Нати, не зная, как ответить на это, пожала плечами.

- Но скажи, - продолжал допытываться Борджиа, - неужели ты ни разу не испытала какой-то душевной привязанности - хоть к мужчине, хоть к женщине? Или в твоем мире это не принято?