Аччелерандо

– Это так неправильно, что я не знаю, с чего начать, – ворчит Эмбер. – Как же они до этого маразма додумались?

– Меня не спрашивай. – Пьер пожимает плечами. – У меня отчетливое ощущение, что все разумное, что мы встретим в этом месте, будет иметь не больше понятия, чем мы сами: кто бы или что бы ни построило этот мозг, тут больше никого нет, кроме самодвижущихся корпораций и всяких залетных ребят вроде вуншей. Свет включен, но дома никого.

– Хочешь сказать, они сначала возвели эту махину, а потом вымерли? Глупо как-то звучит…

Сю Ань вздыхает.

– Они стали слишком большими и сложно устроенными, чтобы перемещаться по ими же построенному – на первый взгляд просторному – чертогу. Вымирание обычно постигает те организмы, что стали слишком узкоспециализированными и застряли в какой-то отдельно взятой экологической нише. Если сингулярность предполагает максимизацию локальных вычислительных ресурсов как очень вероятное конечное состояние видов, использующих сложный инструментарий, разве удивительно, что никто из них так и не воззвал к нам?

Эмбер сосредоточилась на столе перед собой, положила ладонь на холодный металл и попыталась вспомнить, как сделать копию вектора своего состояния. Через мгновение ее привидение услужливо балуется с физической моделью стола. Сталь поддается под рукой как резина, приятная и эластичная.

– Ладно, у нас есть некоторый контроль над вселенной – по крайней мере, есть с чем работать. Кто-нибудь из вас пробовал что-нибудь изменить под себя?

– Это небезопасно, – твердо заявляет Пьер. – Чем больше нас соберется, тем лучше будет, когда мы начнем что-то такое делать. И нам нужно устроить что-нибудь наподобие персонального сетевого фильтра. Выстроить защитную стену.

– Как глубоко здесь проработана реальность? – спрашивает Садек; вопрос едва ли не самый первый за все время, заданный им по собственной воле, и Эмбер воспринимает его как добрый знак: наконец-то рак-отшельник показал голову из ракушки.

– Планковская длина в их мире составляет где-то сотую долю миллиметра. Слишком маленькая для наблюдения, но достаточно велика, чтобы с ней справились имитационные движки. Совсем не то, что в реальном пространстве-времени.

– Ну тогда, – Садек делает паузу, – они могут масштабировать свою реальность, если им это нужно?

– Верно, фракталы здесь работают. – Пьер кивает. – Но сам я не пробовал.

– Это место – ловушка, – решительно припечатывает Сю Ань.

– Не согласен, – раздраженно замечает Пьер.

– В смысле – «ловушка»? – уточняет Эмбер.

– Мы здесь уже давно, – говорит Ань и бросает взгляд на ИИНеко: та растянулась на каменных плитах и не то дремлет, не то, как и положено пост-человеческому существу низшего порядка, имитирует сон. – После того как Неко освободила нас, мы изучили обстановку. Есть тут всякие страшные штуки. – Она вздрагивает. – Люди не могут выжить в большинстве здешних симуляционных сред. Тут есть вселенные с физическими моделями, которые не поддерживают наш вид нейронных вычислений. Можешь перейти туда, но тогда придется перенестись на совершенно новый тип логики – к тому времени, когда ты это сделаешь, будешь ли ты прежней собой? Однако существует и достаточное количество сред примерно такой же сложности, как мы, и они наглядно доказывают – тут больше не живут первоначальные хозяева. Только низшие формы жизни копаются в кучке обломков. Черви и паразиты ползают по укромно похороненному телу.

– Я натыкалась на вуншей, – вворачивает Донна. – Первые пару раз они съели моего призрака, но в конце концов я поняла, как с ними разговаривать.

– Есть и другие инопланетяне, – мрачно добавляет Сю Ань. – Все как один – совсем не те ребята, с которыми комфортно повстречаться в темной подворотне.

– Значит, нет никакой надежды установить контакт, – резюмирует Эмбер. – Тут уже нет высших форм жизни, благосклонных по отношению к нашим визитам.

– Наверное, так и есть, – соглашается Пьер. Похоже, своим же словам он ни капельки не рад.

– Все мы застряли в карманной вселенной с ограниченной пропускной способностью до дома и кучкой сумасшедших обитателей трущоб, которые переехали в заброшенную и потихоньку приходящую в упадок виллу и хотят использовать нас в качестве валюты. Бог ты мой, ну и срань. Я правильно все поняла?

– Правильно. – Сю Ань выглядит подавленной.

– Что ж! – Эмбер задумчиво смотрит на Садека. Тот таращится вдаль – на безумное бесконечное солнечное пятно, заселяющее площадь тенями. – Прием, птичка божья! У меня к тебе вопрос.

– А? – Садек несколько ошалело смотрит на нее. – Простите, у меня такое чувство… будто поверх одной удавки на горле еще одну затягивают, да потуже.

– Не оправдывайся. – Эмбер улыбается не самой приятной улыбкой. – Ты хоть раз в Бруклине бывал?

– Нет. А к чему это?

– К тому, что ты поможешь мне продать здешним ушлепкам Бруклинский мост. Как вам такая идея? А когда мы его продадим, попросим кого-нибудь из местных дурней нас до дома прокатить. Послушайте, что я тут придумала…