Аччелерандо

– Не в таком смысле. Это же контракт. Мы соглашаемся взять вас с нами. В ответ вы помогаете нам заманить вуншей в домен, который мы сооружаем для них, и настраиваете роутер на другом конце…

И так далее, и тому подобное.

Кое-как собравшись с духом, Эмбер вспоминает адрес, который дал ей призрак для загробной вселенной Садека. По ее собственному субъективному времени прошло уже около получаса с тех пор, как он ушел.

– Идешь? – спрашивает она кошку.

– Не думаю, что стоит, – говорит Неко и смотрит в сторону, блаженно безразличная.

– Ну приехали. – Эмбер напрягается, а затем открывает портал в карманное лимбо Садека.

Как и в прошлый раз, она оказалась внутри дома, стоящей на богато украшенном мозаичном полу в комнате с побеленными стенами и остроконечными окнами. Но в этот раз есть что-то еще, и спустя мгновение она понимает, что именно. Шум машин снаружи, воркование голубей на крышах, чей-то крик через улицу: здесь есть люди.

Она подходит к ближайшему окну и смотрит на улицу, потом отшатывается. На улице очень жарко. Пыль и дым висят в воздухе цвета цемента над грубо обработанными бетонными жилыми домами, их крыши усажены спутниковыми тарелками и безвкусными кричащими светодиодными рекламными панелями. Глянув вниз, она видит мотороллеры, автомобили – грязные, питающиеся ископаемым топливом бегемоты, тонны стали и огня в движении, несущие только одного человека: соотношение масс хуже, чем у допотопной ракетной установки. Пестро одетые люди расхаживают туда-сюда. Над ее головой пыхтит новостной геликоптер, ощупывая линзами объективов сверкающий поток машин.

– Совсем как дома, правда? – говорит Садек из-за ее спины.

Эмбер вздрагивает.

– Это здесь ты вырос? Это и есть Йезд?

– В реальном мире он больше не существует. – Садек выглядит задумчивым, но куда более оживленным, чем та едва наделенная самосознанием пародия на себя самого, какую она вытащила из этого здания всего несколько субъективных часов назад. Он улыбается: – Наверное, это хорошо. Его начали сносить уже тогда, когда мы только-только готовились к отбытию, понимаешь?

– Тут все так подробно проработано. – Эмбер разветвляет свои глаза и отправляет их маленькими виртуальными отражениями танцевать на улицах иранского промышленного пригорода. Над головой рассекают небесный простор огромные аэробусы, развозящие паломников на хадж, туристов – на побережные курорты Персидского залива, а прибыль – на зарубежные рынки.

– Лучшее время, какое только вспомнить могу, – произносит Садек мечтательно. – Хотя тогда я провел здесь не так уж много дней, учился в Куме и Казахстане, готовился к полетам в космос, но это было в начале двадцатых годов. После Смуты, после свержения хранителей… это была молодая, энергичная, очень либеральная страна, полная оптимизма и веры во власть народа. Всего того, чего уже не было в других местах.

– А я-то думала, демократия для вас в новинку.

– Зря. – Садек качает головой. – Ты же знаешь, что в девятнадцатом веке в Тегеране были восстания сторонников демократии? Нет? Вот почему первая революция… а впрочем, ладно. – Он делает резкий жест. – Политика и вера – горючее сочетание. – Он хмурится. – Но ты оцени – это то, что нам требуется?

Эмбер вспоминает свои распределенные глаза – некоторые из них улетели за тысячу километров от ее локуса – и сосредотачивается на том, чтобы сложить свои впечатления от созданной Садеком симуляции.

– Выглядит убедительно. Но не чересчур.

– Такова и была моя идея.

– Ну, раз так… – Она улыбается. – Это только Иран? И оставлял ли ты им простор для роста?

– Я-то? – Он кривит бровь. – У меня и вопрос моральности этого… проекта вызывает достаточно сомнений, что уж говорить о вторжениях на территорию Аллаха, мир имени Его. Уверяю, здесь нет разумных живых существ, кроме нас. Люди – пустые оболочки из моих снов, манекены с витрин магазинов. Животные – грубые растровые изображения. Об этом ты и просила – ничего сверх тут нет.

– Ну раз так… – Эмбер делает паузу. Она вспоминает выражение перепачканного грязью лица маленького мальчика, бросающего мяч своим товарищам у заколоченного фасада заправочной станции на пустынной дороге; вспоминает оживленную болтовню двух синтетических домохозяек: одна в традиционной черной одежде, а другая в каком-то импортном ширпотребе. – А ты уверен, что они ненастоящие? – спрашивает она.

– Совершенно. – Но на мгновение тень сомнения все же проскальзывает по его лицу. – Ну что, пойдем? Оккупанты готовы к заселению?

– Пьер их уже окучивает. Пошли, конечно. Мы же не хотим, чтобы нас затоптали тут скваттеры. – Она машет рукой и отворяет дверь обратно на площадь, где спит ее кошка – кошмарный Чужой из демилитаризованной зоны, преследующий сверхразумных мышек-сновидцев в многомерных реальностях. – Порой я задаюсь вопросом, есть ли сознание у меня самой. От одних мыслей – мурашки по коже. Но ладно. Пора впарить инопланетянам наш Бруклинский мост.

С обманщиком-призраком Эмбер встречается в отсеке без окон, стянутом прямиком из «Космической одиссеи 2001».

– Вы заключили монстра в тюрьму, – заявляет призрак.