Аччелерандо

Но тело уже велит ей остыть и сосчитать до десяти. На задворках метакортекса агент по сборке информации утешительно потчует ее собранными знаниями, и Эмбер уже не чувствует себя заступившей за грань отчаяния. Да, она рассердилась, раздосадовалась, чуть утратила самообладание, но не более. Примерно так же она себя чувствовала, когда мама заметила, что она слишком сдружилась с Дженни Морган, – и перевела ее в новую школу в другом районе. Мама сказала тогда, что получила на работе новое назначение, но Эмбер-то знала, что та сама о нем попросила – лишь бы и дальше держать дочь в зависимости. Мать – помешанная на контроле психопатка, еще с тех самых пор, когда была вынуждена примириться с уходом отца; именно тогда она начала запускать коготки в Эмбер, но это не далось легко, потому что Эмбер умна и до мозга костей напичкана электроникой. Но теперь мамуля снова отыскала способ достать ее – даже у Юпитера. Эмбер попросту с ума бы сошла от ярости, не удерживай крышку над бурлящим котлом эмоций помощники в ее мозгу.

И Эмбер, вместо того чтобы срываться на кошке или безуспешно трезвонить через Бинарную Бетти, отправляется на охоту за борганизмом в его логово – в биопространстве.

Всего на борту «Эрнеста Алого» шестнадцать боргов-взрослых – насельников руин посмертного образа Боба Франклина. Они одолжили часть мощностей своих мозгов тому, что наука смогла воскресить из разума покойного интернет-миллиардера, самого первого Бодхисатвы эры выгрузок сознания (разумеется, если закрыть глаза на колонию лангустов). Наставница у них – женщина по имени Моника: пластичная и кареглазая, с растровыми имплантами в роговице и холодной сардонической манерой разговора, способной язвить чужие «эго» не хуже ветра в пустыне. Воссоздавать Боба у нее получается лучше других, кроме, пожалуй, стремного парня, зовущего себя Джеком. Но Моника хотя бы не тупит, если становится снова самой собой, а вот Джек, в отличие от нее, на людях вообще не являет себя. Видимо, поэтому именно ее, а не его провозгласили лидером экспедиции.

Эмбер отыскивает Монику в четвертой теплице – та колдует над водным фильтром, в котором поселились головастики. Ее фигура почти не видна под огромным раструбом, и только полосы липучки от ее набора инструментов тянутся наружу, колыхаясь на ветерке подобно неким сухопутным водорослям синего цвета.

– Эй, Моника! Найдется минутка? – окликнула ее Эмбер.

– Конечно, и даже не одна. Не подсобишь? Подай-ка компенсаторный гаечный ключ и шестигранник номер шесть.

– Сейчас. – Эмбер ловит одно из синих щупалец и исследует все вшитые в него лузы и кармашки. Некая конструкция из батареек, сервоприводов, маховикового противовеса и лазерного гироскопа собирается в ее руках сама собой, и Эмбер, пожав плечами, вручает результат скрытой раструбом Монике. – Вот.

– Ты пришла поговорить о своем обращении в иную веру, да?

– Именно! Не хочу я никуда обращаться. Плевать мне, что там хочет вывернуть мама, – я не мусульманка и никогда ею не буду! И судья не посмеет меня тронуть – у него на это никаких прав нет. – Пыл в ее голосе борется с неуверенностью.

Под отстойником фильтра что-то звякает.

– Лови! – Из-под раструба вылетает пластиковый мешок, ощетинившийся крепежом. – Я тут пока зачищу кое-что…

Эмбер хватает мешок, но слишком поздно понимает, что тот полон болтающихся в водной среде головастиков. Слизистые ленты, напичканные крошечными, похожими на запятые тварюшками, разлетаются по всему помещению – и рикошетят от стен дождем лягушачьего конфетти.

– Ой!

Моника наконец выбирается из-под трубы. Оглядывается и вздыхает:

– Ну вот еще чего не хватало…

Она отталкивается от того, что в общественном сознании считается полом, тянет из фильеры полосу впитывающей бумаги, сжимает в комок и закупоривает вентиляционную решетку над дренажом. Вооруженные контейнерами для сборки биоматериала Моника и Эмбер управляются с головастиками – к тому моменту, как все отловлены, фильера рычит и щелкает, вырабатывая целлюлозу из баков с водорослями в полосы чистой бумаги.

– Не знаешь, как сюда попала жаба? – спрашивает Моника, сдувая прядь со лба.

– Не-а. Но я видела одну в общем отсеке – за смену до конца последнего цикла. Она там прыгала повсюду, я ее поймала и подбросила обратно Оскару, он же в них души не чает!

– Придется с ним обсудить этот вопрос. – Моника смеряет раструб хмурым взглядом. – Я сейчас залезу обратно и водворю фильтр на место. Хочешь, подключу Боба?

– Гм-м… – Эмбер раздумывает. – Не уверена. Решай сама.

– Ладно, вот тебе Боб. – Черты Моники смягчаются на мгновение, а потом обретают исключительную решительность. – Что ж, смотрю, у тебя есть выбор. Хотя мать обложила со всех сторон, верно?

– Так и есть, – отвечает Эмбер понуро.

– Ясно. Считай, что я идиот, и расскажи обо всем подробно с самого начала.

Эмбер, держась за трубу, проползает немного и опускает голову, чтобы та оказалась поближе к Монике/Бобу, парящей в невесомости.