Аччелерандо

– Тихо ты, я уже. На что мне ветвь-ограничитель [80], как думаешь? – Борис обиженно моргает. – Усиливаю социальный контроль. Гм-м, обычно он не позволяет так напиваться. Во всяком случае, когда возможен публичный ущерб репутации.

Он медленно растворяется в воздухе, оставляя Пьера одного в баре с кошкой.

– Сколько нам еще придется терпеть это дерьмо? – спрашивает Пьер вслух. Личность Бориса изнашивается, как и у других. Противоречия в карманной вселенной корабля растут вместе со злостью.

Кошка не оборачивается.

– В нашей текущей системе отсчета мы сбрасываем основной отражатель и начинаем замедляться еще через два миллиона секунд, – говорит она. – Домой прибудем через пять или шесть мегасекунд.

– Разрыв солидный. По крайней мере, культурологический – как считаешь? – лениво спрашивает Пьер. Он щелкает пальцами: – Официант, еще коктейль! Повторить!

– Думаю, что разрыв в десять – двадцать раз больше дозволенного, – говорит кошка. – Если бы ты следил за новостями из дома, заметил бы значительное ускорение развертки роутеров с коммутируемой квантовой запутанностью. У них там очередной сетевой бум – через месяц, правда, закончится, потому что они используют уже имеющиеся подземные сети темной оптики [81].

– Коммутируемая… запутанность? – Пьер ошеломленно качает головой. Официант – безликое тулово в длинном накрахмаленном фартуке с черным галстуком – перегибается через стойку и предлагает ему бокал. – Звучит почти так, будто в этом есть смысл. А что еще?

Кошка переворачивается на бок, потягивается, выпускает когти.

– Погладь меня – расскажу, – предлагает она.

– Пошла в жопу, – отвечает Пьер. Он поднимает бокал, снимает ледяную вишенку с коктейльной палочки, бросает ее в сторону винтовой лестницы, сбегающей к нужникам, и залпом выпивает половину напитка – холодной розовой жижи с карамельным привкусом и этаноловой ноткой. Он с размаху ставит бокал обратно, и едва не расплескавшиеся остатки служат доказательством того, что он балансирует на грани опьянения. – Тварь продажная.

– Одурманенный любовью примат-торчок, – беззлобно отвечает кошка и вскакивает на ноги. Она выгибает спину и зевает, обнажая клыки цвета слоновой кости. – Я бы всех вас, макак, в песок прикопала, да и дело с концом. – Еще раз потянувшись, она оглядывает пустой бар. – Кстати, когда ты собираешься извиниться перед Эмбер?

– Не собираюсь я перед ней извиняться! – кричит Пьер. В наставшем замешательстве и тишине он поднимает свой бокал и пытается осушить его, но лед уже опустился на дно, и, зашедшись кашлем, он разбрызгивает половину коктейля по столу. – Ни за что, – тихо хрипит он.

– Слишком много гордости, а? – Кошка крадется к краю стойки, согнув хвост в кошачьем вопросительном знаке. – Один в один случай Бориса. Вы, макаки, такие предсказуемые. Кто вообще придумал набрать экипаж звездолета из представителей подросткового постчеловечества?

– Пшла, – велит Пьер. – Я сейчас буду бухать.

– Уйдешь в отрыв по «масх-имуму», надо полагать, – шутит кошка, отворачиваясь. Но у капризного юноши нет для нее ответа – он просто материализует себе еще выпивки из обширных запасов корабля.

Тем временем в другом разделе ячеистой реальности «Странствующего Цирка» иная версия все той же самой зверушки (имя – ИИНеко, характер – насмешливый) беседует с дочерью своего бывшего владельца, повелительницей Империи Кольца. Аватарке Эмбер на вид лет шестнадцать, у нее растрепанные светлые волосы и острые скулы. На самом деле все не так: в субъективной системе отсчета Эмбер сейчас половина третьего десятка, но видимый возраст немногое значит и в симуляторных пространствах, где живут выгрузки сознаний, и в настоящем мире – постлюди стареют с различными скоростями.

Эмбер в черном лоскутном платье и переливчатых пурпурных гетрах расслабленно развалилась поперек подлокотников того, что считается неформальной версией ее трона – вычурной бессмыслицы из монокристалла углерода, допированного полупроводниками, и, в отличие от настоящего трона на орбите Юпитера, являющейся не более чем предметом мебели в виртуальном пространстве. Картина смахивает на утро после бурной вечеринки в готском ночном клубе, обставленном по истинно готской традиции: застойный дымный воздух, помятый бархат, деревянные церковные скамьи, огарки свеч и мрачные картины в стиле польского авангарда. Любое королевское изречение здесь безнадежно смазалось бы из-за расслабленной позы Эмбер – нога перекинута за подлокотник трона, в пальцах выплясывает указка о шести осях. Но тут – ее личные покои, и она не при исполнении. Персона королевских манер включается только для формальных и деловых встреч.

– «Бесцветные зеленые идеи спят яростно» [82], – предполагает Эмбер.

– Ну нет, – откликается кошка. – Скорее уж «приветствую вас, земляне, явите мне вашего лидера – и скомпилируйте меня в нем».