Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой [Т.1]

Николай Степанович, по примеру Т. Б. Лозинской, служившей в Детском доме и туда же поместившей своих детей (Т. Б. Лозинская всегда преподавала — и в мирное время), хотел (потому что у него, вероятно, тоже острый момент пришел, и не было никаких продуктов), чтоб А. И. тоже поступила в Детск. дом и взяла туда Леву. АА это казалось бессмысленным и очень неблагоприятным таким образом для Левы, да и для А. И. — старой и не сумевшей бы обращаться с фабр[ичными] детьми. АА рассказала об этом Л. Р. Л. Р. предложила отдать Леву ей. Это, конечно, было так же бессмысленно, как и мысль Николая Степановича, и АА, конечно, отказалась…

О Николае Степановиче Л. Р. говорила с яростным ожесточением, непримиримо враждебно, была "как раненый зверь"… Рассказала все о своих отношениях с ним, о своей любви, о гостинице и о прочем…

АА тогда, в 20, не знала о Л. Р. ничего, что узнала теперь. Отнеслась к ней очень хорошо. Со стороны Л. Р. АА к себе видела только хорошее отношение, и ничего плохого Л. Р. ей не сделала.

С августа АА больше не виделась с Л. Р.

Потом Л. Р. уехала (в 21, кажется — в марте или до марта), и уже никакого общения с АА не было. Было только письмо после смерти Блока — из Кабула (?).

А в 1916 — 17 гг. АА было безразлично — кто Л. Р., Адамович или еще кто-нибудь, поэтому Л. Р. могла смело рассказывать о себе, зная, что "супружеские чувства" АА не будут задеты.

18.04.1925

[AA:] "Мар[ина] Андр[еевна] Горенко. Та самая двоюродная сестра, у которой я жила (жена брата АА — Андрея Андреевича). Она в Афинах сейчас".

Она любила Николая Степановича и стихи его и была в курсе всех отношений между АА и Николаем Степановичем.

19.04.1925. Воскресенье

1-й день Пасхи

С поездом 11.20 еду в Ц. С. к А. А. Ахматовой. Застаю у АА Над. Як. Мандельштам. АА лежит, но сегодня, только сегодня (всю эту неделю были сильные боли) болей нет. Температура с утра 36,9.

Вчера АА вставала и была в церкви — дважды — на Двенадцать Евангелий ходила, и к заутрени ходила с Над. Як. и Ос. Эм. Мандельштамами.

А. Е. Пунина прописала АА лекарство, которое ей помогает и уничтожает боли. Это valerian 8%, который она принимает по столовой ложке через каждые 3 часа. Кроме него, АА принимает codein (порошок).

Температура сегодня такая: утром — 36,9; в 3 часа дня — 37,1; в семь час. — 37,3; в 9 час. веч. — 37,5.

Сегодня к АА обещали приехать сестры Данько, АА их ждет, но они так и не приехали.

Над. Яковлевна минут через 15 после моего приезда уходит домой (в пансион Карпова) — завтракать, и до 7 часов вечера я у АА один.

АА сообщает, что у нее был Сологуб.

Я: "Не сердитый был?"

АА: "Недобрый был!" — отвечает раздумчиво.

АА говорит, что Сологуб ее упрекнул: "Все вы бегаете!".

АА: "А как я бегаю? Лежу все время!"

Мандельштамы вчера утром переехали из этого пансиона неожиданно… Теперь поместились в пансионе Карпова. (О. Э. мне рассказал после, когда я был у него, причину переезда: "Нас попросту выгнали"… Хозяину пансиона нужна была комната для новых жильцов, он знал, что Мандельштамы все равно скоро уедут, и пришел к ним требовать денег вперед, тогда как все деньги, до минуты этого разговора, были ему уплачены. Требование было сделано в такой грубой форме, что Мандельштам решил немедленно переехать.)

АА говорит, что Н. Н. Пунин был очень расстроен тем, что Мандельштамы переехали, т. к. АА в пансионе осталась одна, без глаза, который бы присматривал за ней и заботился о ней…

Я привез АА кулич, пасху и вино. К моему огорчению, АА пасхи нельзя — нельзя никаких молочных продуктов — начинаются сильные боли, если она что-нибудь такое съест. АА пасхи хочется попробовать, и она жалеет, что ей нельзя.

На ночном столике у АА белая, на высоком стебле роза в цветочном горшке. Ей эту розу подарила — АА сказала — дама. Я думаю — Н. Я. Мандельштам, потому что у той тоже роза есть.

Я спрашиваю АА, что ей можно есть?

АА отвечает, что ничего определенно запрещенного нет, но она по опыту знает, чт ей нельзя есть.

Я говорю, что был у Лозинского в Публ. библиотеке и что Лозинский сказал мне, будто бы он ничего не знает о болезни АА.

АА улыбнулась: "Скрывает!.. Ему стыдненько немножко… Наташа (Рыкова) не могла не сказать. Я карточку через нее передавала…" (АА послала по просьбе Лозинского и через него свою фотографич. карточку — из книжки Эйхенбаума — за границу какой-то девочке).

Я сижу у постели. Спрашиваю:

— Расскажите мне все подробно: что Вы делаете, что Вы думаете?

АА: "Что? — Ничего: лежу и больно".

Ответ был робким и грустным.

АА несколько раз в течение сегодняшнего дня повторила: "Очень плохо было все это время!". Я добиваюсь у нее, известна ли доподлинно причина ее болей… АА отвечает, что в конце концов не известна, но во всяком случае — туберкулезная.

Кто-то высказал АА предположение, не туберкулез ли в кишках у нее начинается?

АА сообщает мне это, а я спрашиваю: "Что это?". АА: "Ничего! бывает туберкулез в легких, в мозгу, так — и в кишках". АА тихо-тихо добавила: "Только не поправляются от этого…".