Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой [Т.1]

АА по моей просьбе подписывает мне свою книжку — "У самого моря": "Павлу Николаевичу Лукницкому на Пасху 1925. Ахматова. 18 апр. Царское Село".

Когда надписывала, медлила… и почти про себя повторила: "Не знаю, что написать…". Дата ошибочна. На самом деле было 19/IV.

У АА челка стала длинной. АА: "Надо подстричь — ниже бровей уже". Расчесывает челку…

АА — о Н. Я. Мандельштам: "Надежда Яковлевна очень добра ко мне" (приходит, ухаживает, заботится).

АА говорит, что с удовольствием перечитала бы "Книгу отражений" И. Анненского. Я обещал ей привезти эту книгу.

Все время до 7 часов говорим о Николае Степановиче, главным образом:

АА: "Он Гете совсем не чувствовал и не понимал; оттого что немецкого языка не знал, отчасти оттого что германская культура была ему совсем чужая. Я помню, как "Фауста" читал в 12 году — совсем без пафоса читал" (в 12 году — перед отъездом в Италию).

Об отце АА и об Николае Степановиче.

АА: "Папа трогательно говорил мне: "Анечка, ты скажи, чтоб он переменил эту строчку: "Над пасмурным морем следившие румб", — он говорил, что это неправильное выражение, что так нельзя сказать: "следившие румб".

Отец АА хорошо знал мореходство и термины его.

АА говорит, что ее папа любил Николая Степановича, когда Николай Степанович уже был мужем АА, когда они познакомились ближе.

АА: "А когда Николай Степанович был гимназистом, папа отрицательно к нему относился (по тем же причинам, по которым царскоселы его не любили и относились к нему с опаской — считали его декадентом)".

Я говорю, вспоминая сообщения Зубовой, что благородство Николая Степановича и тут видно: он сам курил опиум, старался забыться, а Зубову в то же время пытался отучить от курения опиума, доказывая ей, что это может погубить человека.

АА по этому поводу сказала, что при ней Николай Степанович никогда, ни разу, даже не упоминал ни об опиуме, ни о прочих таких снадобьях, и что если б АА сделала бы что-нибудь такое — Николай Степанович немедленно и навсегда рассорился бы с нею. А между тем, АА уверена, что еще когда Николай Степанович был с нею, он прибегал к этим снадобьям. АА уверена, что Таня Адамович нюхала эфир и что "Путешествие в страну Эфира" относится к Тане Адамович.

У АА вчера очень долго сидел О. Мандельштам, много говорил с ней, вспоминал даже и то, что было 10 лет назад…

Я: "А что было 10 лет назад?"

АА улыбнулась: "Влюблен был…".

АА вспоминает, что, между прочим, О. Мандельштам вчера сказал такую фразу о Николае Степановиче: что за 12 лет знакомства и дружбы у него с Николаем Степановичем один только раз был разговор в биографическом плане, когда О. Э. пришел к Николаю Степановичу (О. М. говорит, что это было 1 января 1921 года) и сказал: "Мы оба обмануты" (О. Арбениной), — и оба они захохотали…

Эта фраза — доказательство того, как мало Николай Степанович говорил о себе, как не любил открывать себя даже близким знакомым и друзьям.

Когда я сказал АА, что запишу это, АА ответила: "Это обязательно запишите, чтоб потом, когда какой-нибудь Голлербах будет говорить, что Николай Степанович с ним откровенничал…" (не слишком верить такому Голлербаху).

АА перебирает свои листки с записями о Николае Степановиче. После предложения Николая Степановича в 1905 году и последовавшего за ним отказа АА они 1/2 года не виделись и не переписывались (АА уехала вскоре в Крым, а Николай Степанович — в 6-м году — в Париж). Осенью 6 года АА послала письмо Николаю Степановичу — и с этого письма началась переписка — до 1908 года. В 1908 г. в Севастополе Николай Степанович получил окончательный отказ…

О стихотворении "Сон Адама" АА сказала: "Что-то такое от Виньи… Он очень увлекался Виньи. Очень любил "La col re de Samson" (я считала, что это очень скучно).

У АА на руке кольцо, простое, на нем фраза: "Преподобный отец Сергий, моли Бога о нас".

АА взяла свои "Жемчуга" и говорила со мной о стихах. Сказала, что "Поединок", по-видимому, посвящается Черубине де Габриак.

О биографических чертах в "Отравленной тунике", в "Гондле", в "Черном Дике", в "Принцессе Зара", в "Романтических цветах" и в "Пути конквистадоров".

Некоторые из замечаний АА по поводу "Жемчугов" и "Романт. цветов" я, вернувшись домой, отметил на своем экземпляре.

АА посвящены, кроме других: "Озеро Чад" ("Сегодня особенно грустен…"), "Ахилл и Одиссей" и "Я счастье разбил с торжеством святотатца".

Я читаю АА свои стихи; читаю стихотворение "Оставь любви веретено…". Ругаю его сам, потому что мне стыдно его читать: оно совершенно не сделано.

АА говорит: "Хороший русский язык"… Я начинаю ругать стихотворение. АА перебивает меня: "Нет, вы слушайте, что я говорю… Хороший русский язык — это уже очень много… Теперь так мало кто владеет им!"

В 6 1/2 ч. приехал Пунин, сидим вместе, а через 1/2 часа, в 7 часов, я иду к Мандельштамам.

О. Э. сидит за столом, работает. Переводит что-то. Когда я пришел, он отложил работу. Разговариваем. Над. Як. чувствует себя хорошо.