Ад без жала (СИ)

Еще при жизни Простофиля Бенедикт научился извлекать мелкие, но постоянные выгоды из служебного положения. Так что же у него есть сейчас? Людвиг - не его Крысолов. Есть еще тот ересиарх, которого они с Акакием пытались обелить и неизвестно чего этим добились. Этот победоносец - свет в разуме потух, и Бенедикта скривило от отвращения - он желает, видимо, чтобы к нему примыкали и жертвы, и палачи? Он хочет подготовить Ад к моменту Страшного Суда, вручить его Господу и развалить. Но тогда Преисподняя будет укреплена еще больше и не выпустит никого - может быть, она и не пожелает пасть? Что угодно, только не этот завоеватель! Бенедикт в странствиях своих видел многое, и много в чем повинен был этот грешный сокрушитель Ада.

Значит, остается Лимб. Если тихое отчаяние и тихий смех - то, чем там живут, то можно остаться и в Лимбе. Можно искать выход в его брешах и провалах. Действительно, остается только Лимб - Бенедикт забрел именно туда.

...

Тот, кого можно было назвать и Гераклитом, и Сократом, и даймоном, сидел все так же - на земле у мусорной гряды. Но сейчас он был в войлочной шляпе и в довольно белом одеянии, явно греческом. Неужели в Лимбе есть Солнце - и оно печет?

Бенедикт присел на обломок колонны рядом с ним, и камень показался ему нагретым. Лицо и одежду Сократа (или Гераклита) припорошила какая-то белая пыль. Мука? Нет, пусть это будет Сократ. Сократ был скульптором, таким же заурядным, как Бенедикт-философ, и эта пыль - каменная. Кроме шляпы Сократ подобрал где-то длинный посох, отполированный ладонями. Неужели в Лимбе странствуют? Сократ покопался посохом в пыли, совершенно по-куриному, так что пыль осела еще и на Бенедикта:

- Да, -сказал он. - Скульптором я был. Как ты думаешь, что я ваял?

- Хм? Декоративные покрытия?

- Не совсем. Обыкновенные надгробия.

- Тут и правда светит Солнце?

- Смотри!

Свет в прошлый раз был ровен и бледен, а сегодня в лучах плясала пыль, в кучах мусора таились тени и блики. Бенедикт вроде бы увидел, как из каменной щели кто-то серый (вроде бы ящерица) выстрелила головкой на очень длинной шее, поймала пылинку и спряталась.

- Это ты ее изваял? Или она живая?

- Что ты ко мне привязался? - поджал губы Сократ. - Я тебе не Сфинкс и не Эдип!

- Что?

- Если ты меня свалишь, куда ты попадешь?

- Я...

- Вот то-то же. Ты не понял - когда Эдип решил загадку Сфинкс, она...

- ... бросилась в пропасть.

- Она не покончила с собой! - Сократ теперь был чрезвычайно серьезен и почти сердит. - Ты не понял, глупец - она просто вернулась домой.

Бенедикт видел: Сфинкс, беззвучно хохоча, спорхнула на дно пропасти.

- Так я тебе не Сфинкс! Я вижу, ты приходишь к каждому и пытаешься свалить его, превращаешь в прах...

Бенедикт увидел, как рушится карточный домик - Игнатий, Акакий, Людвиг и последним - Элиа. Все они пали один за другим, а семь фиванских врат так и не были открыты. Люди упали и рассыпались в эту белую пыль, а скверная тяжесть в душе так и не разрешилась.

- Что ты тащишь за собой? Не я - твоя Сфинкс!

- Тогда верни моего зверя.

- Сам проси его вернуться!

Эта гряда мусора смотрелась даже похабно: всюду хрупкое, неплотное, дыры и щели. В первую попавшуюся Простофиля и заглянул.

Тот, кого зовут Мишелем, черноглазый и большезубый, сейчас делал что-то странное, гибкое. Казалось, что на нем не черная фуфайка с рукавами, а сплошная черная наколка, так тонко и послушно было это одеяние. Мишель мягко подпрыгивал, перекатывался с пятки на носок и успевал задеть, погладить зверя за основание рога - а рог этот так же чувствителен, как ноготь, как волосы. Носорог, покрытый коркой пыли, фыркал и топал ножкой, но тряс головой осторожно, чтобы не пырнуть невзначай. А Мишель смеялся. Странно он смотрится, этот Мишель - выглядит молодым, а умер, наверное, в старости - молодые не успевают стать великими философами, вообще никакими философами! Может быть, за вечную молодость он и расплачивается Лимбом. Как бы то ни было, носорог и Мишель играли в ярость, хитрость и власть, а Бенедикта при этом не было.

На Земле эрекция обеспечивается приливом крови в нужное место. Кровь Бенедикта давно поглотила и переварила земля, так что теперь он среагировал тяжелым, болезненным скрипом как бы стариковского сустава или заржавленного механизма. Сократ хихикнул:

- Останешься - может быть, он тебе и позволит! Но лично я держал Алкивиада в черном теле, чтобы не обнаглел вконец.

Крайне глупо подглядывать через забор. Мишель вскрикнул и отскочил. Носорог помчался к хозяину, вроде бы пробил мусорную стену и пыльным дождем осел на теле, а остатки его Бенедикт просто вдохнул. Мишель сидел в пыли и восхищенно смеялся, Сократ поглядывал уважительно. Дыра в стене продержалась мгновение, потом упал конец балки, поползло кровельное железо, и рана затянулась, как если бы ее не было там никогда.

- Сократ! Костыль все еще в сердце?

- А где ему еще быть?