Ад без жала (СИ)

Тут Бенедикт потерялся. Быть в этом месте Лимба ему вроде бы не полагалось по статусу, здесь обитают "великие". Сорвать Сократа с его костыля имело смысл - но что ему тогда откроется, кроме Лимба? Эдип попал в Фивы, но именно там ловушка-то и захлопнулась, для него и всех с ним связанных - кроме той дочки, Исмены, которая посмела быть обыкновенной. Так чего ему здесь надо? Света? Солнечной пыли? Плотской любви?

- Сократ! Гераклит! Кто-нибудь пробовал уйти из Ада через Лимб?

Старик стал еще серьезнее. Как и Людвиг во время оно, Сократ словно бы покрылся светом, спрятался в свет и почти превратился в призрак:

- Да. Смотри. Туда, туда!

Он отмахнул рукою влево.

***

Там было странно. Ландшафт напоминает берег моря, но никакого моря тут не может быть. Белый песок, потом дюны и дальше белые скалы. Кто-то принес к самому краю песков каменное кресло - если б тут было действительно море, то волны повалили бы его и забросали песком. В кресле, подобно восковой кукле, сидела девушка, и ее очень светлые волосы, завязанные в хвост, отдувало назад, но не ветром, а вроде бы светом. За спинкой кресла стоял молодой человек в черном - казалось, он хочет вкатить ее в светящийся туман, но колес у этого кресла не было.

- Допустим, да! - обиженно начал Сократ. - Вот этот юноша - ваш человек. То ли из твоей страны, то ли из вашего времени. Его зовут Лотар. Допустим, он был поэтом и писал длинные стихи, иногда у него получались хорошие строфы. Предположим, он полюбил вот эту девушку, уже тогда душевнобольную.

Волосы девушки свет относил назад и пронизывал ее всю, а кудрей молодого человека не задевал.

- Предположим, он ее любил, а она его любить не могла, душевного огня не хватало. Он решил не только, что он - не мужчина. Он решил, что он - плохой поэт, потому что его стих ее не задевали. Мальчик отчаялся и стал небрежен. Однажды он пошел в лес по ягоды, потерял дорогу и попал под дождь. Он заболел воспалением легких и умер в лесу в шалаше, тела так и не нашли...

Бенедикт видел: снова и снова в лес уходили охотники, егеря и крестьяне, а тела все не было. Лето было пасмурным, и казалось, что больная девушка совершенно не отбрасывает тени. Она знала о том, что Лотар пропал, но не могла понять, при чем тут она и что же такое вина. Бенедикт видел: молодой человек в черном (студент?), красиво причесанный, с каштановыми кудрями - он приходит к ней на задний двор и усаживается то на штабель бревен, то на старую бочку - точно так же, как сам Бенедикт снова сидит здесь на обломке колонны. Бенедикт слышит: дыхание девушки учащается, и она слабо радуется Лотару. Он зовет ее за собой. Там, где он сейчас - так он говорит - вечная жизнь, вечная молодость, рядом обитают философы и поэты. Он все старые, но так прекрасны! Все будут почитать ее, а он, Лотар, сможет любить ее один, вечно! Там лучше, чем здесь, ведь так? Ведь так?

Девушка смутно чувствует - может быть, и лучше. Никто не будет отнимать ее старых кукол, никто не станет навязывать ей женихов. Ей не надо будет никого рожать, воспитывать и хоронить...

- И она согласилась. Хм-м. Я бы подумал, что этого мальчика увел Крысолов. Может быть, он завел его в лес.

- Какой Крысолов?

- Разве Лотар тебе не рассказывал?

Бенедикт, в смешном превосходстве над чудаком Сократом, решил придержать историю о Крысолове при себе. Не знает - тем хуже для него.

...

Очень страшно. В Преисподней страха нет, там его замещает напряженная скука, от которой точно так же вздрагивают руки - но ноги-то не трясутся! какой смысл бояться в Аду? Там даже предельный ужас способен зародить надежду на то, что какие-то, пусть невероятно гадкие, изменения все-таки возможны. Надеждою там пытают, но редко - это касается рассмотрения всяческих прошений и докладных, превращает ужас в ту же скуку. Вот, Людвиг был в ужасе - и ушел навсегда. Он не станет ничьим Крысоловом, ему дай Боже самому ноги унести.

- Лотар! - крикнул Сократ. - Это Бенедикт - вдруг он сможет вам помочь?

Лотар отвернулся от возлюбленной, не выпуская спинки каменного кресла, а Бенедикт двинулся навстречу. Мертвые души ступают легко и оставляют следы разве что на свежем снегу, на горячем пепле - так они легки и напряженны. Но теперь Бенедикт шел так, как ступал по песку на Земле - ступни проваливались, скользили, оставляли глубокие следы, песок мешал и холодил, хотя никогда и не был влажен.