В этот раз я проснулась резко и сразу поняла, что больше уже не смогу уснуть. В комнате было темно, даже не горели светильники и не болтал телевизор. Тишина и темнота. Но мне не лежалось. Что-то изменилось за эту ночь, хотя я точно не знала, сколько проспала, но чувствовала себя намного лучше. И бодрее, так что, хоть я и любила после пробуждения ещё «пять минуточек» поваляться в постели, на этот раз я сразу же встала. Голова не кружилась, ноги не подкашивались. Удивительно. Может, я снова проспала несколько суток?
За плотными шторами притаился алеющий рассвет. Это было прекрасно и освежающе. Если бы ещё можно было открыть окно! Не особо надеясь на чудо, я всё же покрутила ручку. И смогла открыть окно, но только в режиме проветривания. Этого было достаточно. Я прильнула к этой щели и жадно вдыхала прохладный воздух. И чувствовала, как глаза наполняются слезами. Впервые за эти дни я поняла, насколько болезненное и тяжёлое наказание выбрал для меня Ян. Свобода. Вот что было главным в моей жизни, вот за чем я ехала в Киев! Чтобы жить своей собственной жизнью, самой принимать решения и нести за них ответственность. Но вот я тут. И всё уже решили за меня.
Только вытирая слёзы, бегущие по щекам, я заметила, что что-то мне мешает. Кольцо. То самое чёрное кольцо, которое дополнило побочное действие таблеток и на время выключило мою способность чувствовать. И теперь оно снова было на мне. Конечно же, я сразу же попыталась его снять, но кто-то (Ян или Макс) надел его мне на средний палец, и сустав не давал этого сделать. Чёрта с два! Я всё равно его сниму, чтобы снова чувствовать!
Пока я мучилась с кольцом и мылом в ванной, в голове прокручивались странные мысли. Когда я впервые поняла, что могу чувствовать чужие эмоции? Наверное, уже здесь, в Киеве. До этого я лишь смутно их угадывала, но списывала всё на свою внимательность и чрезмерную любовь к психологии. Думала, что эмоции и чувства у людей буквально написаны на лице, и я могу их прочесть. Но дело было не в этом. Я всегда была слишком эмпатична, всё пропускала через себя. Но теперь всё было не так. Чувствовать и видеть эмоции я начала лишь здесь. И только таблетки и бессонные ночи могли немного приглушить это.
И сейчас, с этим кольцом на руке, я была глуха ко всему. Даже Ян — самый сильный мой раздражитель, не ощущался, хоть я и догадывалась, что он всё ещё в квартире, или где-то очень близко, потому что ему нужно контролировать меня.
У меня был огромный соблазн сделать кое-что, за что бы меня наказали ещё сильнее. С кольцом в руках я застряла возле унитаза минут на пять, но так и не решилась. Не потому, что побоялась гнева Яна, но потому, что это кольцо не было моим, и я не могла так поступить. Слабость или честность? Или это одно и то же? Или всё же страх? Я не знаю, что оказалось сильнее, но кольцо осталось на полочке в ванной — дьявольски чёрное на ослепительно белом.
Делать мне было нечего, вот совсем. Чем вообще можно заняться в четыре утра? Кричать и выламывать дверь? О, теперь бы сил на это у меня хватило, ну, а смысл? В квартире я была совсем одна — это было первое острое ощущение. Второе — я хотела есть, но Алиса придёт нескоро, придётся терпеть. И третье — смутное и пугающее. Что-то было не так с моей душой, будто кто-то оторвал кусочек и унёс с собой, далеко-далеко от меня. И теперь ей не хватало одного пазла, чтобы завершить картинку, вместо него осталась дыра с неровными краями. Такого я раньше никогда не чувствовала, поэтому металась по комнате, не думая ни о чём, кроме этой тревожащей пустоты.
К одиннадцати часам я была уже совсем на грани. Какие-то странные ощущения наползали на меня, будто я находилась ещё где-то, куда-то ехала, с кем-то говорила, что-то писала. Картинки расплывались и исчезали, как утренняя туманная дымка. Пока не появилось ещё одно — Алиса пришла. Она уже в квартире. Я подлетела к кнопке и долго на неё жала, но не из-за того, что была ужасно голодна, было что-то ещё. Алиса. Подсказка в ней, тот самый недостающий пазл.
Её шаги были быстрыми, но какими-то нерешительными, а перед дверью она застряла на несколько минут, и я уж было подумала, что дверь не откроют, но нет. Вот только Алиса ахнула, увидев меня прямо перед собой, а не в кровати.
— Доброе утро, простите, что так поздно.
Первым её выдал голос. Взволнованный и другой. До этого она говорила писклявым, почти детским голоском, но тут я услышала что-то такое тревожно знакомое, что меня насторожило. Алиса сделала шаг назад, в темноту коридора и наклонила голову.
— Вижу, вам уже лучше. Хотите что-то конкретное на завтрак?
Она специально говорила тише, чтобы я не поняла, что с голосом что-то не то.
— Пройди в комнату. Есть разговор.
Девушка словно окаменела и тупо стояла на том же месте.
— Зайди в комнату! Ты же знаешь, я не могу выйти!