Ад криминала: Рассказы и очерки

Перезнакомившись со всеми художниками, притесняемыми режимом, новоявленный Третьяков взял на себя роль их покровителя и затеял акцию, принесшую ему большой политический капиталец. Дело было в сентябре 1974 года. На одном из окраинных пустырей Москвы он организовывает выставку свободных художников, при этом аккуратно рассылает всем аккредитованным в Москве иностранным журналистам многообещающие приглашения. На этот раз план удался. Разразился скандал, принесший Хозеру едва ли не мировую известность. Дело в том, что власти затеяли в срочном порядке в этот день и час на этом пустыре субботник по уборке территории. Милицейские машины, бульдозеры, пылающие костры из картин, мордобой — все это зафиксировали иностранцы. Хозер торжествовал: пожав многочисленные публикации в советской и зарубежной прессе, посвященные этому инциденту, он буквально на следующий день уже ведет переговоры с районными властями и Моссоветом о проведении официальной выставки в лесопарке. И добивается своего — выставка состоялась, о нем узнал Запад, и поэтому можно было вести себя открыто. Его отношения с КГБ приобрели вполне определенный характер, и он покинул СССР по израильскому каналу, прихватив с собой все, что посчитал нужным. Но начались иные мытарства: зарубежье почему-то решило, что он гонец КГБ и упорно не шло на контакт.

Прилетев в Австрию, Ися поспешил в шведское посольство, прося политического убежища. Шведы долго не думали: отказали. Но Париж и Лондон уже знали о нем из газет, поэтому он направился именно туда и снова взялся за работу. Вскоре вышла в свет его "фиолетовая" книга "Живопись под бульдозером", где он подробно рассказал о "бульдозерной выставке", представ в ней героем-одиночкой, сразившимся с "тупой" советской системой, охраняемой "злодеями" КГБ. Имя было сделано. Дальше все пошло как по маслу: и организация музеев русского свободного искусства в Париже и Нью-Йорке, и создание своего журнала и издательства и, наконец, учреждение ассоциации деятелей мирового искусства в поддержку перестройки и гласности в СССР, где он сам назначает себя в президенты, пытаясь привлечь в свою организацию видных художников, писателей, актеров. Конечно, во многом не обошлось без авантюризма, но что поделаешь, коли сидит в тебе мания всего грандиозного, мирового… Пришлось повоевать и с конкурентами, и с железобетонным русским зарубежьем, постоянно вставляющим палки в колеса ассоциации. Но самое главное — считать себя выше морали и нравственности, тогда дело пойдет, успокаивал себя президент. Теперь он часто приезжал в Москву, затевая организацию Русского Центра и издание в Союзе своего еженедельника. Старые друзья живо подключились к его делу, и была надежда, что осуществит он в России свое "громадье" планов, приобретет мощную и крепкую власть. И вот сейчас, лежа на диване в комнате дочери, он благодарил судьбу за подарок: стихи Богатого внесут новую струю и в его журнал, и в еженедельник, много в них глубины и искусства, чего сейчас очень не хватает зажаренным до отрыжки изданиям.

Когда стемнело, он поднялся и взглянул на часы. Пять минут двенадцатого. Одевшись, он сказал задремавшей в другой комнате дочери, что приедет завтра во второй половине дня, и вышел на улицу. В двух кварталах ходьбы, за углом универсама, его ждал серый "жигуленок", который резко сорвался с места, едва президент влез в него и захлопнул дверцу. Машина быстро выбралась на автостраду и устремилась на север.

После получасовой езды водитель свернул на узкую дорогу, уходящую в лес, и сбавил скорость. Через несколько минут показались огни привилегированного дачного поселка. Без пяти двенадцать президент вылез из машины и пошел по тропинке вдоль берез и елей к темному двухэтажному особняку.

У дверей его встретил высокий парень спортивного вида лет тридцати. Хозер протянул ему руку.

— Я вас приветствую, господин президент, — улыбнулся молодой человек.

— Здравствуйте, Сигма. Как успехи?

— Да кое-что есть. Проходите, пожалуйста.

Они вошли в маленькую комнату, видимо, предназначенную для прислуги, и Сигма повернул выключатель. Окно комнатки было плотно зашторено, на столике стоял самовар, чайник и чашки.

— Хорошо бы чайку, — опустился на диван Хозер.

— Все готово, — услужливо кивнул Сигма. — Наливаю.

Отхлебнув несколько глотков, Хозер достал сигарету.

— Ну, как отец? — поинтересовался президент. — Надеюсь, теперь уже депутат Верховного Совета?

— Прокатили на выборах во второй раз, — грустно ответил агент. — Из всего управления торговли только один наш хороший знакомый прорвался. Зато удалось хоть эту дачу снять. Все соседи большие государственные люди. Кое с кем уже познакомился. От услуг не отказываются.

— Хорошо. Теперь давай по делу, — президент достал маленький магнитофон и положил его на стол перед своим агентом, а Сигма взял из-под подушки папку и раскрыл ее.

— Редактор ленинградского самиздатовского журнала "Возрождение России" Зоя Касаткина взяла интервью у Лазаря Кагановича.

— Почему именно ей открыл двери своей квартиры Каганович? — удивился президент. — И сколько ему сейчас лет?