Ад криминала: Рассказы и очерки

— Конечно, я здесь, — ответил он тихо с какой-то потусторонней ноткой в голосе. — Мы с тобой были тут счастливы, тут ты стала женщиной, тут я тебе читал лучшее стихотворение… Но ты не поняла его, я всегда был непонятен тебе, и ты называла меня странным и даже побаивалась. Я никогда никого не любил, как должен любить поэт, я всегда был во власти вожделения и страсти. Но ты… тебе посвящается это стихотворение…

Это тебе
тебе одной
моей горячей ласковой любимой
за то что ты во мне
всегда со мной
своей реальностью незримой
остановить слова
слова слова слова
и пальцы рук
сплести вокруг тебя
чтобы унять
твои сомненья ими
и целовать
без счету целовать
и в сказку унести
в такую сказку из которой
ты не захочешь уходить
она зовется сказкой гор
и рук и глаз и губ
и близости и муки
она из синей глубины желанья
там эхо падает
с уступа на уступ
там в волшебствах твоих
запутались разлуки
там неизвестны слезы ожиданья
тебя одну
обманно близкую желанную
зову…

Голос его оборвался. Она ждала, боясь пошевелиться. Потом не выдержала и позвала. Но никто не ответил. Значит, улетел, решила она и стала медленно спускаться с горы по извилистой тропинке. Потом остановилась у родника, напилась и, подняв голову, услышала его голос:

— Сожги стихи.

— Что? — оцепенела она.

— Соберите с Олегом все рукописи и сожгите их.

— А как Олег это воспримет? — дрогнувшим от волнения голосом спросила Марина.

— Не беспокойся. Я ему объяснил…

Розовый свет угас, родник и горы пропали. По телу Марины пробежала судорога, и она… очнулась в своей комнате.

За окном было серо и тихо. На будильнике — без трех минут четыре. Ежась от холода, она набросила на себя покрывало и снова закрыла глаза. Но уже не спалось. Только что увиденное стояло перед глазами, а голос Алексея, казалось ей, словно витал по комнате, но на такой частоте, когда он не слышим человеческим ухом. "Сжечь стихи? Но почему? — недоумевала она. — Пусть отец их напечатает, пусть их читают люди… Что за бред мне приснился! Хотя Олег говорил, что он писал не для печати… Но для кого же тогда? Для себя? Зачем? А может, это было содержанием его жизни? Ведь я его никогда не могла понять, у него была такая глубина ума и непредсказуемость мысли… Чего же тогда гадать, надо просто поговорить с Олегом…" — решила она и услышала шум спускаемой в туалете воды.

Накинув халат, она пошла в ванную и едва не столкнулась в дверях с Забрихой. Он был бледен и выглядел сильно осунувшимся.

— У тебя ничего нет? — с мольбой в глазах спросил Олег.

— Чего? — не поняла Марина.

— Да выпить. Хоть чего-нибудь.

— По-моему, бутылка шампанского есть. Приходите ко мне, я только умоюсь.

Когда она вернулась, у Забрихи был жалкий поникший вид, даже ширинка расстегнута. Забыл. Видно, задумался о чем-то. Да и Марина была хороша: на столе и стуле валялись трусы и лифчики. Она быстро схватила все и убрала. Потом достала бутылку шампанского и фужер.

— Пейте.

— А ты?

— Я не могу. Меня всю ночь мутило. И покойник снился. Все разговаривала с ним.

— О чем? — Забриха не удержал пробку, и пена полезла через верх.

— Просил вместе с вами сжечь стихи.

— Так я и знал! — вздрогнул режиссер и выпил фужер до дна. — Только он тебе не снился, а привиделся. Это вещи разные.

— Как? — удивилась Марина.

— Меня он просил о том же самом. На рассвете. Значит, это его завещание.

4. "ФАКАНДР"

Ровно в одиннадцать Хозер вышел из дома напротив метро "Тульская" и остановил такси.

— Северное Чертаново, Битцевский лесопарк, — сказал он таксисту.

Водитель вырулил на Варшавское шоссе и минут через пятнадцать свернул на Сумской проезд. Объехав желто-голубые башни Северного Чертанова, он, по просьбе Хозера, остановил машину у леса. Хозер расплатился и вышел из машины, беспокойно озираясь. Углубившись в лес по сырой песчаной тропе, он встретил женщину с коляской и поинтересовался, где находится детская площадка.

— Да тут недалеко, метров триста, только никуда не сворачивайте.

Президент взглянул на часы. Есть еще двадцать минут. И пошел неторопливым легким шагом. Глядя на стройные стволы берез, землянисто-болотные ольховые деревья и корявые дубы, он вдруг подумал о том, что этот дикий парк похож на саму Россию — такую заброшенную и таинственную. И на кой черт ей все эти западные технологии, компьютеризация и прочес? Ее надо превратить в некий антропологический заповедник, чтобы плодились и размножались здесь всякие чудики и уникумы — благодатная почва для гениев. Пусть выращивают пшеницу, картошку, пасут скот и гонят самогонку. Ведь сколько талантов в этой убогой и несчастной стране!..