Взять того же Лукина, ещё неделю назад он был преуспевающим архитектором, а сейчас кто? Едва научившийся стрелять здоровяк, не понявший до конца, что с ним случилось, что дальше делать. Да что там Лукин, я сам не понимаю! Разница, между нами, и людьми на обочине только в том, что у нас полно оружия и припасов, пока ещё есть дом, куда можно вернуться, да пару человек с умелыми руками. Отбери у нас всё, и мы будем стоять у края дороги с таким же растерянным видом, как вот эта, промелькнувшая за окном, молодая парочка москвичей возле дорогой иномарки, от которой теперь толку меньше, чем от деревянной телеги без лошади…
- Всем, впереди люди на дороге, оружия не вижу, тормозим, приём! – снова раздался Витькин бас, слегка потрескивающий помехами.
Впереди показались ветхие здания храмов, промелькнуло название населённого пункта, Николо-Корма. Поросший молодыми берёзками на крышах, печалился остов звонницы. Первая машина уже проехала пологий поворот и замедлилась до скорости пешехода. Отец вывел «уазик» на пустую встречку, позволив мне рассмотреть вставших на нашем пути людей.
Их оказалось много. К счастью, живых, не придётся снова лезть на мостки на крыше «буханки», на всякий случай оставленные как есть. Не придётся стрелять, стрелять, стрелять, заваливая округу трупами, заполняющие воздух смрадом разложения и химии. На дороге топтались жители, наверное, со всей округи, большинство мужчин всё же были вооружены, только не огнестрелом, а топорами, вилами, лопатами.
Остановив колонну метров за двадцать от толпы, я выпрыгнул из машины и прошёлся вдоль наших, предупредив рулевых, не глушить моторы. Следом высадились Бэтэр и Ксюха, сразу встав по сторонам от колонны, контролируя фланги и посматривая в моём направлении. На дёрнувшуюся было Марину я сердито цыкнул. Молодец, девочка, сразу поняла и спряталась обратно, хоть про неё и говорят, что упрямая... Отец тоже вышел из машины, с ружьём наизготовку, взяв под наблюдение тыл.
- Мир вам, товарищи! – как можно дружелюбнее поприветствовал я местных, притихших при виде вооружённых людей.
- И тебе, мир, коль не шутишь! – вышел вперёд невысокий крепыш с испитым лицом, сжимающий топор в потемневших от машинного масла руках. – Сами откуда будете?
- Из Борока мы! – ответил я, одновременно опуская ствол автомата вниз, мой визави выглядел вполне мирно. – В Рыбинск едем. А у вас что случилось?
Бабы в толпе дружно, но негромко заголосили, взгляды мужиков мигом потерялись. Что-то неладное у них…
- У нас беда случилась! – показав рукоятью топора в сторону одноэтажного строения церкви, ответил крепыш. – Вчера помер один приезжий, ну как приезжий... Васька, сын тётки Наташи, он в Москву переехал, да вернулся как началось... Да поднялся, тут же саму Наташку искусал, она возле него хлопотала. На дворе это было, он свинью заколол, та поднялась, да его за руку…
- Свинья, поднялась? – от удивления у меня округлились глаза.
- Так да, свинья! – подтвердил крепыш. – Глаза побелели, шаталась, еле ноги двигала! Васька её тут же по голове, кувалдой, она и успокоилась навек. А через час он сам упал, да тут же и поднялся, мать подрал. Оттащили его, скрутили, перевязали Наташку, так толку то, через час и она…
- Так везде сейчас… Зараза эта целые города в могильники превратила! Хорошо ещё, что у вас только двое! – я попытался успокоить собравшихся.
- Кабы двое! – чуть ли не закричал крепыш, всполошив наблюдавшего за нами Бэтэра. – Батюшка наш, Никифор, загнал их в храм, собрал приход, да начал бесов изгонять! Сказал, одержимые они, надо молитвой изгнать бесов. Двери заперли, до вечерни молитвы пели, а потом все больше крики из храма доносились, а не псалмы. Кто-то пытался вырваться, в дверь стучали, а потом всё и стихло…
- Много их там? – мрачно спросил я, поняв, что услышу дальше.
- Так, душ тридцать наверное… - почесав обухом топора затылок, ответил крепыш. – Мы тут собрались, не знаем, что делать дальше. Одни говорят, надо открыть и перебить нечисть, другие говорять, что грех, живые они, только больные.
- Живых там нету. Эта болезнь убивает человека, а поднимается уже тварь, в которой ничего людского не осталось, кроме тела. – повысив голос так, чтобы все услышали, сообщил я. – Если те, кто внутри храма, вырвется наружу, вы все станете такими же, как они, заразу понесёте дальше, к своим детям и старикам!
Толпа зашумела, женщины заголосили уже всерьёз. Краем глаза я заметил за окнами быстрое движение, тут же вылетела кусками оконная рама, брызнули во все стороны стекла, сверкнув искорками под яркими лучами весеннего солнца.
- Огонь! – мой крик утонул в грохоте выстрелов.
Одинец моментально начал стрелять по стремительно несущейся фигуре, затянутой в чёрные лохмотья изорванной сутаны. Сквозь разбитое окно, за ней начали выползать другие упыри.