Худое, сухощавое лицо Погожина исказилось в гримасе, зубы отчаянно заскрипели, когда он в очередной раз вспомнил крайние слова командира. Неторопливо катившийся по пустой полосе шоссе, ведущей в Москву, «Гелендваген» вдруг остановился. Дмитрий, покрывшись испариной, привалился лбом на руль, тяжело дыша, из приоткрытого рта закапала слюна на затянутый резиной пол. От захлестнувшей всю его сущность тоски захотелось умереть, раствориться в темноте спасительного ничто, или наоборот, бить, крушить, резать, захлебнуться фонтанами крови, бьющими из разрезанных глоток… Как тогда, в Ираке, в особняке беглого эмира… Так сладка была кровь из вспоротых артерий его жён и детей… Только стоил ли минутный экстаз той цены, которую он платит, уже не первый год? Стоил ли его грех многих, долгих ночей полного одиночества, отчаяния, слышал ли кто-нибудь, как он зовёт по именам своих братьев, оставшихся там, в Семье?
Немного успокоившись, Дмитрий достал дрожащими пальцами из бардачка портсигар с дорогими сигариллами, пахнущими пряностью табака, изысканностью вишни. Он не курил, с тех самых пор, как вышел за порог ненавистного приюта в день совершеннолетия. Ему нравилось лишь вдыхать аромат незажжённого табака, наслаждаясь его грубым, чуть сладковатым запахом. Вытащив одну из сигарилл, Дима повертел её в пальцах, затем поднёс к лицу, жадно ловя ноздрями каждый оттенок богатого букета.
Навстречу ехал нескончаемый поток машин, многие настороженно или с хищным интересом посматривали в его сторону, однако никто не рискнул остановиться. Как эти люди ещё соблюдают свою полосу дороги, привычка, что ли, не даёт им выехать на пустынную встречную? Или вбитый на уровне подсознания стадный, рабский инстинкт? С этими надо поступать по совести? Или стереть с лица земли всех, чей смысл существования заключается в трепете перед тем, кто сильнее, наглее, старше?
Спрятав ароматную палочку обратно в дорогой портсигар, Дмитрий резко рванул машину с места. Разогнавшись до двухсот, Погожин наконец-то почувствовал себя лучше, гораздо лучше, кровь привычно закипела в венах, череда ненавистных рабских лиц во встречных авто смазалась в безликую ленту.
Перед самой Москвой Дима обогнал пару джипов, зачем-то двигавшихся в истекающий смертью город. Теперь он хотел своими глазами увидеть всё, о чём несколько дней слышал из хрипящего динамика радиостанции. Толпы восставших мертвецов, таинственных мобов, отожравшихся мясом необращённых людей, бесчинствующие банды, грабящие слишком разжиревшую столицу. До вечера, на который у Погожина были планы, времени оставалось достаточно, надо провести его с пользой.
Проехав от шоссе до Перовской улицы, Дима с интересом понаблюдал за небольшой группой зомби, толкущихся возле «Ауди» последней модели, застывшей на перекрёстке. Что-то или кто-то внутри, сильно привлекало мертвецов, скребущихся окровавленными руками в окна. На миг неопрятные фигуры зомби расступились, Дмитрий увидел бледное лицо девочки-подростка, в испуге застывшей на заднем сидении.
Немного подумав, стоит ли ввязываться, или лучше поберечь патроны, Дима вздохнул, и вынул бесшумного «стечкина» из кобуры на разгрузке. Он уже знал, что мертвецы наводятся на звук, поэтому излишне шуметь, стреляя из автомата, не собирался. Хотя на фоне непрерывной стрельбы вокруг, его выстрелы остались бы незамеченными. Конечно, существовал ещё шанс, что на огонёк прибежит какой-нибудь не в меру ретивый мент… Однако, если верить радиоперехвату, бравые внутренние органы сами разбежались, куда подальше.
Осмотревшись, во избежание неприятных сюрпризов, особенно со стороны разрушенного киоска в полусотне шагов от стоящего «гелика», Дмитрий выбрался из машины, сразу же направившись к серебристой «ауди», окружённой мертвецами. Сократив дистанцию до пяти метров, Дмитрий, не сбавляя шаг, упокоил начавшие оборачиваться неопрятные фигуры. Легко и быстро, как в тире. Шесть выстрелов, шесть груд неподвижного тухлого мяса.
Обогнув машину по кругу, убедившись, что никто не шевелится, Погожин поманил рукой перепуганную девчонку, таращившуюся на него округлившимися от страха глазами. Взять бы, да уйти, пусть сама выбирается… Но в голове снова зазвучал голос командира «Мы последняя надежда для всех, с кем поступили не по совести… Прости, брат…».
Брат… Даже изгнав, командир признал его, Дмитрия, своим братом…
Кое-как выбравшись из смердящего испражнениями салона, девчонка, совсем молоденькая, с виду и до шестнадцати не доросла, опасливо подошла к Дмитрию, осматривавшего как недавнюю пленницу нежити, так и окрестности.
- Ты в порядке? – заговорил Дима, осматривая чумазую девчонку. – Салон не испачкаешь?
- Нет, я только пахну плохо, я аккуратно, в пакетик ходила, а окошко боялась открыть, там эти, руками лезли, а папа пошёл бензин искать и не вернулся, а мне страшно было… - девочку вдруг прорвало, она затараторила, не останавливаясь и шмыгая носом. – А потом они пришли, а я закрылась…