— Приготовить еду, убрать дом, сделать прическу, сделать маникюр, — Туу-Тикки продемонстрировала ухоженные ногти, покрытые золотистым лаком. — Может, я буду готовить сама, но сегодня не было настроения.
— Понимаю. Ты умеешь готовить?
— Умела когда-то. Я в последние годы жила одна — не для кого было. Надо будет попробовать освоить средиземноморскую кухню, место подходящее.
— Я совершенно не разбираюсь в национальных кухнях. Помню только, что бабушка жаловалась на то, что в Альба-сити не достать продуктов для карибских блюд.
— Она с побережья?
— Они с дедом из Картахены. Мама тоже там родилась. Они эмигрировали на Марс, когда ей было три года.
— Католики?
— Бабушка. Дед атеист, мама тоже не особо верующая.
— А ты?
Грен неопределенно повел рукой в воздухе.
— Агностик.
— Я язычница. А блог я завела. Весь день читала, что там написали мои знакомые обо мне. Двадцать второго я ушла умирать, в начале января народ забеспокоился… Пока ищут.
— Дашь о себе знать?
— Ну уж нет. Умерла так умерла. — Туу-Тикки начала вылавливать маслины и кусочки помидоров из салата. — Я подписалась на тех, на кого хотела, буду читать. Когда у меня кошка умерла, от меня человек пять отписалось — как же, я не достала денег из ниоткуда для спасения животного. А у меня тогда вилка была: или я лечу кошку, или я плачу за жилье, лекарства и еду. — Она вздохнула. — Ладно, дела прошлые. Зато я дизайн поменяла, завела платный аккаунт, набрала аватарок, написала первый пост… Надо будет фотографии сделать. Сфотографируешь меня с утра? Чтобы при нормальном освещении?
— Хорошо, — согласился Грен. — А ты — меня. Мне кажется, или тебя что-то гнетет?
Туу-Тикки отодвинула тарелку.
— Я боюсь, — тихо начала она, — что не выдержу испытания роскошью. Миллионерский дом, большая зарплата, два месяца ничего не надо делать, даже цветы поливают духи. Понимаешь, когда уровень комфорта вот так вот вдруг вырастает, а личный порог комфорта за ним не успевает, могут случиться всякие неприятные вещи. Я привыкла жить в безденежье, когда приходится выбирать, купить себе еды — или книг, одежды — или лекарств. Нет, я мечтала когда-нибудь пойти по магазинам и покупать, на что глаз упадет, не глядя на цены, и чтобы такой шопинг не оставил меня жить на одних макаронах до следующей зарплаты. Но вот я сегодня так прошлась… И ни фига, понимаешь? Внутри все равно счетчик и страх, что не хватит. Я не умею покупать вещи просто чтобы порадовать себя. Разучилась. Нет, я купила пару шмоточек, но в остальном… Не знаю…
Грен внимательно слушал ее.
— Понимаю, — согласился он. — Я жил впроголодь последние пару лет. Были причины. Тоже, как ты говоришь, еда или книги, одежда или… что-то еще. Ты права, есть опасность пойти вразнос. Но, может, так и надо? Вразнос? Забить холодильник и кладовку продуктами и просто позволить себе что угодно?
— Да холодильник и кладовка и так продуктами забиты, — отмахнулась Туу-Тикки. — Я тебе больше скажу: здесь запасы трубочного табака на полгода, и любую еду могут принести духи. Причем я не уверена, что из этого мира. Жаль, я, кажется, разучилась получать наслаждение от еды. Не в этом дело…
— А в чем? Я не очень понимаю, чего ты боишься.
— Я и сама не знаю, — покачала головой она. — Мы с тобой как бродячие кошки, которые попали к любящим заботливым хозяевам. Вот нам и кошачий домик, и лазалки, и когтеточки, и игрушки, и мисочка с самым лучшим кормом, и минеральная вода, и шерсть вычесана, блохи выгнаны, ветеринар был… Живи и радуйся, а я подвоха жду.
— Понимаю, — снова сказал Грен. — У меня похожее ощущение. И еще такое чувство, что с нас за всю эту роскошь будет спрошено.
— В смысле? — Туу-Тикки подняла брови.
— Любые деньги надо отрабатывать, за любой комфорт платить. Если бы я смог заработать на такой дом сам, я бы впахивал как проклятый, по восемнадцать часов в сутки. Не значит ли это, что когда начнется работа, нам действительно придется столько впахивать? Я никогда не был управляющим гостиницы. Может, эти обязанности окажутся мне не по плечу.
Туу-Тикки кивнула.
— Будем опираться на то, что нас выбрали, потому что мы заведомо справимся.
— Но по каким критериям?
Она повела плечами.
— Не знаю. Дружелюбие. Гостеприимство. Ксенофилия. Понимание. У меня бывали друзья, которым некуда было деваться. Жили подолгу. Я вообще-то придумывала себе такое место, куда может прийти за отдыхом и помощью кто угодно.
Грен глубоко задумался.
— Я мечтал о таком, — признался он. — Место, куда можно прийти и передохнуть. Где не задают вопросов и ничего от тебя не хотят.
— И вот мы здесь, — улыбнулась Туу-Тикки, — и у нас есть целых два месяца отпуска. Я в отпуске не была уже восемь лет.
— Я почти десять. Мы вообще умеем отдыхать?
— В том и проблема, что нет.
Туу-Тикки встала, чтобы заварить чай.
— Я хочу черный чай с чабрецом и душицей, — сказала она. — У тебя есть предпочтения?
— Из трав я знаю только мяту и ромашку, — признался Грен. — Будет интересно попробовать. Ты обещала рассказать мне про Имболк, помнишь?