Иногда Туу-Тикки пропадала на целый день, и тогда Грен тревожился. Понимал, что она взрослый самостоятельный человек, понимал, что она не обязана отчитываться ему о своих действиях, понимал, что она осторожна и не забредает в опасные районы, но все равно тревожился. И эти ее платья, делающие Туу-Тикки похожей на девочку из аниме… Кажется, в этом городе никто, кроме нее, не носил таких многослойных, отделанных кружевами платьев и оборчатых пальто, таких лаковых туфелек с атласными бантами, таких беретов и шляпок. Она выделялась. Она притягивала взгляды. И, кажется, сама не понимала этого. А Грен не знал, как объяснить. Каждый раз, когда Туу-Тикки возвращалась домой затемно, он обещал себе поговорить с ней, и каждый раз не решался. Потому что темнело сейчас всего-навсего в шесть вечера, Туу-Тикки после таких прогулок выглядела совершенно счастливой и — Грен точно знал — ее всегда сопровождал кто-нибудь из домашних духов. Они и его сопровождали, Грен научился их видеть — нечеловеческие силуэты, видимые уголком глаза и исчезающие, если посмотреть на них прямо. Грен по опыту знал, что присутствие духов отпугивает людей. Духов не замечали, но чувствовали, и этого было достаточно. Были взгляды — восхищенные, заинтересованные, иногда — очень заинтересованные, но ничего более. Духи оставались дома, только если Грен и Туу-Тикки покидали дом вдвоем. Они могли разойтись в городе, и вот тогда хватало и желающих познакомиться, и желающих поставить выпивку, и желающих рассказать о музейной экспозиции, истории того или иного здания, парка, улицы… Внимание мужчин и женщин делилось поровну, и это относилось не только к Грену — Туу-Тикки, смеясь, рассказывала о дамах, оказывающих ей внимание. Почему-то к женщинам Грен чувствовал ревность. Может быть, потому, что, появись у Туу-Тикки подруга… Дальше он не додумывал. Он вообще не был склонен к рефлексии.
Туу-Тикки копалась в земле. Что-то высаживала, рыхлила, поливала. Длинная, туго заплетенная коса лежала на ее спине, а Грен смотрел. Сидел на качелях, заваленных гобеленовыми подушками в пестрых птицах, и смотрел. Когда Туу-Тикки закончила, она сняла и бросила перчатки, потянулась и тоже устроилась на качелях. Легла вдоль, скинув смешные прозрачно-зеленые башмаки. Грен похлопал себя по колену:
— Вытягивай ноги.
Туу-Тикки тут же положила ступни в полосатых носках ему на бедро. Штанина джинсов немного задралась, открывая тонкую щиколотку. Туу-Тикки поерзала, устраиваясь поудобнее, и спросила:
— Как тебе в этом свитере?
— Потрясающе, — улыбнулся Грен. — Уютно и тепло. Жаль, у меня не было такого на Каллисто.
— Там всегда холодно?
— Иногда бывает около ноля по Цельсию, но обычно холоднее и ветер. Я все время мерз.
Синий свитер, шелковистый, в выпуклых узорах, Туу-Тикки связала Грену за неделю. С высоким воротом, длинный — в самый раз, чтобы сидеть на качелях во дворе, еще не ставшем садом, этой зимой. Для дома он был слишком теплым, но Грен все равно иногда надевал его по вечерам.
— Что ты сажала в этот раз? — спросил он.
— Анемоны. Белые. Посмотрю, как примутся и прорастут. Завтра высажу хризантемы.
Туу-Тикки закинула руки за голову и потянулась. Под тонкой зеленой хлопковой водолазкой обрисовался лифчик. Джинсы она надевала только, чтобы копаться в саду. Грен присмотрелся к туго затянутому поясу и спросил:
— Ты сегодня ела?
— Ты меня об этом спрашиваешь по три раза на дню.
— Ты похудела за последние две недели. Ремень застегнут на одну дырочку дальше.
— Ну да, и что?
— Я беспокоюсь.
— Я не анорексичка.
— Пока нет. Сколько ты сейчас весишь?
— Сорок восемь килограммов.
— А роста в тебе?
— Сто шестьдесят.
— Ты легче нормы на два килограмма.
Туу-Тикки заворчала.
— Тебя послушать, ты должен весить семьдесят семь кило.
— Я столько и вешу. Тикки, я серьезно. Ты стала быстрее уставать, ты заметила? Полчаса в саду — и ты уже ложишься отдохнуть. Вчера мы гуляли по городу всего ничего, но ты вымоталась так, что вечером ничего не могла делать.
Туу-Тикки вскинулась было, чтобы что-то сказать, но задумалась.
— Наверное, в чем-то ты прав, — неохотно согласилась она. — Просто понимаешь… Когда я умерла… в общем, я всегда хотела быть тонкой и звонкой. Чтобы талия шестьдесят сантиметров и все такое. И никогда не удавалось. С тех пор как я выросла, я не бывала легче пятидесяти килограммов, даже после трех недель пневмонии.
— И какая у тебя талия сейчас?
— Пятьдесят восемь, — гордо ответила Туу-Тикки. — Я всегда любила поесть, мне еда заменяла все на свете. А тут — такая возможность!
— Умереть от истощения? Ты и так тонкая, легкая, грациозная и красивая. Пара килограммов на бедрах тебя не испортят.
Она рассмеялась.
— Ну… я избавилась от старых дурных привычек и немедленно завела новые. Хорошо. Спасибо, что видишь все это. И я действительно не завтракала. Но я правда никогда не бываю голодная с утра.
— Уже давно не утро. Я попросил духов приготовить мясо на обед.
— Я не люблю говядину.
— Запеченная свинина тебя устроит?
— Ты соблазнитель! Слушай, все собиралась с тобой поговорить.
— О чем? — против воли напрягся Грен.